кто? – строго спросила она у Шелестова.
– А ты кто?
– Поднимайся сюда, тогда познакомимся.
– А ты не кусаешься?
– Только когда целуюсь. Почему ты бродишь здесь один?
– Так получилось… Ты куда меня тащишь, амазонка?
Девушка взяла Шелестова за руку и повела за собой, вверх по склону. Теперь ее майка шестидесятого размера развевалась как короткая юбка.
– Скажи честно: ты испугался, что можешь отбить девчонку у своего друга и потому сбежал? Так ведь?
– А ты из милиции?
– Ну, так или не так?
– Сначала ответь, откуда ты знаешь о девчонке и друге.
– Я вас видела вместе несколько раз и все поняла… Прыгай за мной, не пугайся, я не буду давать тебе повода для того, чтобы ты влюбился в меня. Все должно произойти само собой.
– Послушай, ты мне нравишься.
– А ты мне нет. Зачем ты связался с Бродягой? Он чокнутый и к тому же достал нас своими нравоучениями. «Это грешно, Бог вас покарает!» – передразнила она.
Ее выгоревшая майка сползла с одного плеча, оголяя розовую, шелушащуюся от солнца кожу. Она послюнявила пальчик и провела им по его лбу: "Ты испачкался". Когда она наклонялась к нему, Шелестов видел в разрезе майки ее маленькую грудь с сосцами, похожими на два прыщика.
– Что ж ты такой жадный? – спрашивала она, гладя его по щеке с такой осторожностью, словно новорожденного.
– В каком смысле?
– На земле уже ничего не осталось светлого, кроме любви. И, кроме всего, это ничего не стоит. Ты пожалел своей любви. Почему?
– Ничего я не пожалел! Просто мне не нравится, когда меня используют втемную… И вообще, я инвалид, обуза любой компании.
Она долго остановилась, оценивающе взглянула на Шелестова, усмехнулась.
– Меня зовут Галька, – представилась она и протянула ладошку.
– Галина?
– Нет, не Галина, а Галька. Камешки такие есть в море – гладкие, отшлифованные. И я на них похожа, тоже гладенькая. – Она вдруг задрала майку к подбородку. – Вот, смотри, похоже?
– Похоже. Хорошо, что тебя не Персиком зовут, а то бы пришлось другое место показывать…
– Ну ладно! – перебила она Шелестова. – Хватит ерунду всякую говорить. Пойдем к нам. У нас тут недалеко лагерь, мы каждое лето собираемся, и нас с каждым годом все больше и больше. Мы учим людей любви и боремся со злом… В общем, сам увидишь. Тебе там будет хорошо.
– А как ты меня представишь?
– Я буду звать тебя Обреченным, потому что…
– Хорошо, что не Приговоренный…
– …потому что думаешь, будто любовью можно сделать другому человеку зло, и копишь ее в себе, боишься растратить понапрасну, ищешь ту единственную и неповторимую, которая, как тебе кажется, была бы счастлива с
