в урну догоревший бычок от сигареты и невозмутимо прошел мимо ошарашенной девушки внутрь отеля.
Ей столько всего хотелось сказать или сделать, но через стеклянные двери Поль увидела заспанного Рудольфа, спустившегося к портье. Он был растрепанным и взволнованным, вероятнее всего проснулся и обнаружил нетронутую постель и отсутствие своей беспокойной жены. Ей нужно было вернуться и успокоить своего идеального мужчину, пока ее не начали искать по всем моргам города.
Шварц поздоровался с портье, с высоты своего исполинского роста бросил уничтожающий взгляд на Рудольфа и скрылся за поворотом лестницы. Поль с трудом нашла в себе силы, чтобы сдвинуться с места и подойти к мужу.
– Милая? – сонно пробормотал он, – где ты была?
– Хотела немного прогуляться, – как могла спокойно ответила девушка, поглубже засовывая в карман, наспех убранный револьвер.
– Опять кошмары? – Рудольф тяжело вздохнул и, вероятно, что-то хотел сказать про звонок доктору в Женеву и прописанные им таблетки, но так и не решился. Он зевнул и показался Поль от этого чрезвычайно милым и домашним. От того еще страшнее было увидеть его, ее хрупкую надежду на нормальную жизнь, рядом с самым страшным призраком ее прошлого.
– Да, кошмары, – пересилив себя, она робко коснулась плеча мужчины. Это далось ей тяжело, но она чувствовала себя ужасно виноватой.
Кошмары, – повторила она про себя, – во сне и наяву.
Глава четвертая.
Аквитания, сентябрь 1941 г.
Рихард Шварц прибыл в лагерь Гюрс примерно через месяц после того, как Поль, Кэтрин и Сюин начали отбывать там срок. Точнее судить о времени Поль не могла, потому что ориентировалась в прошедших днях только благодаря маленьким черточкам, которые оставляла на стене барака. В ее записях не было четкости – иногда она пропускала дни, слишком изможденная голодом или тяжелой работой в цеху, первые дни после транспортировки в лагерь и вовсе провалялась с горячкой на холодном холщовом мешке, выполнявшем функцию кровати.
Шварц, в отличие от других тюремщиков, практически не взаимодействовал с заключенными, и в основном не покидал административный блок. Впрочем, любое его редкое появление во дворе все равно наводило жуткий, почти суеверный страх на арестантов. Не удивительно, ведь весь его вид не говорил, а просто кричал о леденящей душу опасности: скрытое причудливым, почти рыцарским шлемом лицо, глухие, почти монашеские черные одежды и, конечно, эфес кривого меча за спиной.
Он быстро стал частой темой для обсуждения и чем-то вроде страшилки, которой запугивали детей по ночам. «Будешь себя плохо вести, тебя заберет монстр в маске» – часто слышала Поль рядом с собой в темноте барака.
Но сама девушка его не боялась. После всего пережитого в Парижских застенках, страх в ее душе давно сменился странным, отстраненным равнодушием. Кэт беспокоилась из-за апатии подруги и пыталась напомнить ей, что, в любом случае, нельзя падать духом. И даже здесь они смогут что-нибудь
