механической размеренностью. Мама никогда не поднимает головы, когда плывет. У нее как будто есть шестое чувство, подсказывающее, в какую сторону двигаться, как у китов, которые мигрируют, повинуясь древним инстинктам. И я, как это часто со мной происходит, задумываюсь, а не улавливает ее эхолокатор нечто большее, чем песни китов? «Он должен ее бросить». Это то, чего я хочу? Джина с Джонасом – наши давние друзья. Мы проводили вместе почти каждое лето нашей взрослой жизни: вскрывали устриц и живьем высасывали их из раковин; смотрели, как над морем встает полная луна, слушая жалобы Джины на то, что из-за луны у нее все сильнее болит при месячных; молились, чтобы местные рыбаки истребили тюленей; передерживали в духовке индейку на День благодарения, спорили по поводу Вуди Аллена. Джина же крестная мать моей дочери Мэдди! А если Джонас действительно бросит Джину? Неужели я смогу совершить такое предательство по отношению к ней? Хотя я уже совершила. Я вчера трахнула ее мужа. И при воспоминании об этом мне хочется сделать это снова. Дрожь пробегает по мне блестящей ртутью.
– Доброе утро, женушка. – Питер целует меня сзади в шею.
– И тебе доброе утро, – отвечаю я, стараясь вести себя как обычно.
– Кажется, ты о чем-то глубоко задумалась, – говорит он.
– Кофе готов.
– Отлично. – Он лезет в карман и достает оттуда сигареты. Закуривает. Садится на диван рядом со мной. Мне нравится, как его длинные ноги торчат из-под выцветших шортов. По-мальчишечьи. – Поверить не могу, что ты вчера дала мне заснуть на диване.
– Ты падал от усталости.
– Наверное, из-за джетлага.
– И не говори, – отвечаю я, закатывая глаза. – Эта часовая разница с Мемфисом меня убивает.
– Серьезно. Я еле-еле проснулся. На часах было девять, но, клянусь, мне казалось, что еще восемь.
– Смешно.
– Я слишком много выпил.
– Это еще мягко сказано.
– Я сделал что-то глупое?
– Помимо того, что отказался читать оду Шелли в честь Анны и начал спорить из-за квакеров?
– Ну, все же согласны, что они практически фашисты, – защищается он. – Такие агрессивные.
– Ты засранец. – Я целую его в очаровательно щетинистую щеку. – Тебе надо побриться.
Он поправляет очки на носу и пытается пригладить кудрявые русые волосы, уже начинающие седеть на висках. Мой муж – роскошный мужчина. Не красивый, а именно роскошный, как в старом кино. Высокий. Элегантный. Британец. Уважаемый журналист. Из тех мужчин, что сексуально смотрятся в костюме. Философ. Терпеливый, но страшный в гневе. Умеет хранить секреты. Редко что-то упускает. Сейчас он смотрит на меня так, будто чует исходящий от меня запах секса.
– Где дети? – Питер берет большую белую ракушку из числа тех, что обрамляют наш подоконник, переворачивает ее и тушит в ней сигарету.
– Я
