эмоции – сначала унижение, затем ужас, затем осознание.
Бри указала на шрамы, виднеющиеся на запястье. Алисса тут же натянула рукав до самой ладони и отвернулась, уставившись в стол.
– Когда папа заболел, я начала резать себя.
– Я понимаю. Тебе было очень тяжело.
Алисса прерывисто вздохнула.
– Я не знала, что мне делать.
– Ты ничего и не могла сделать.
– Ага, – глаза Алиссы вновь влажно заблестели, но она быстро взяла себя в руки. – В том-то и проблема.
– Мои родители умерли, когда я была маленькой, – Бри легко могла себе представить, каково это – когда тебя одолевает беспомощность, когда ты чувствуешь, как ты уязвим. Когда у тебя еще нет ни опыта, ни эмоциональной зрелости, чтобы справиться с травмой.
Алисса взглянула в глаза Бри – но только на мгновение. Затем она снова отвела взгляд.
– Эта боль… – она коснулась груди. – Когда папа умер, я думала, что умру следом. Я чувствовала, что сердце вот-вот остановится. И мне до сих пор так больно.
Бри охватило сочувствие. Чувства накатили, словно волна, грудную клетку сдавило так сильно, что на секунду она забыла, как дышать.
– Я знаю.
На попечении Бри были двое маленьких племянников, которые сейчас проходили через то же самое. Но Алиссе приходилось справляться с этим самой.
– Сколько вам было лет? – спросила она.
– Восемь, – даже сейчас, когда Бри было уже тридцать пять, воспоминание о смерти родителей наполнили сердце тупой болью. Она коснулась ладонью груди, прямо напротив сердца. – И мне все еще тяжело.
На мгновение ей стало неловко – ведь их все еще записывает камера. Ее заместитель, следователи, прокурор и даже адвокаты защиты, если такие будут, могут рано или поздно просмотреть запись допроса. Впрочем, все, что сказала Бри, было и так всем известно. Казалось, целый мир был в курсе об убийстве ее матери и последующем суициде отца.
И что Бри видела все это, как и ее брат и сестра.
По ее телу пробежала дрожь – инстинктивная реакция на воспоминания.
Когда ты пытаешься установить со свидетелями или подозреваемыми связь, иногда приходится чем-то жертвовать. Бри легко выдумывала на ходу истории, которые позволяли войти в контакт, но сейчас в этом не было необходимости. В этот раз правда тоже годилась – хотя это и далось ей нелегко.
Алисса закатала рукав свитера, и Бри увидела на ее предплечье тоненькие розовые шрамы, легко различимые на фоне бледной кожи.
– Обычно я резалась совсем неглубоко, – Алисса указала на два больших шрама, идущих вдоль вены. – За исключением одного раза, – она тяжело сглотнула. – Это было в тот день, когда умер папа. Я не хотела его бросать в больнице, но меня выгнали. И сидеть в пустой квартире я тоже не хотела, – Алисса медленно обвела контур шрамов пальцами. – Было много крови. Я хотела умереть вместе с ним.
– Ты обратилась в больницу? – мягко спросила Бри.
– Нет, я просто перебинтовала руку, и кровь остановилась
