Великий всегда совершал значительнейший и напряженнейший подвиг. Он постился во все дни, на теле носил власяницу, а сверху надевал кожаную одежду и не снимал ее до самой кончины. Подвижник не допускал, чтобы вымыть тело от грязи, даже ноги не мыл и не ходил босой по воде без нужды. Никто не видел, чтобы великий аскет снимал одежду: за всю жизнь с тех пор, как стал монахом, он никогда не обнажал своего тела.
Однажды Антоний сидел на горе, и ему было видение: некий человек возносился на воздух, и его встречали ангелы, преисполненные премногой благодати. Антоний подивился и назвал этого мужа блаженным. Желая узнать, кто он, подвижник услышал голос, что это душа Аммуна, монаха из Нитрии, который и в глубокой старости продолжал совершать подвиг.
Существует много рассказов о чудесах Антония. Вот одно из них. Как-то ему нужно было перейти реку Лик во время разлива. Он попросил сопровождавшего его Феодора отойти подальше, чтобы они не видели друг друга нагими при переходе реки вброд. Когда Феодор удалился, Антонию стало стыдно раздеться донага. Как только он почувствовал этот стыд, туг же оказался на другом берегу, восхищенный по воздуху.
Из повести о святых отцах, умученных на Синае и в Раифе
Варвары, убив множество монахов, уходили через пустыню. Там они увидели рощу тенистых деревьев и густую траву и поспешили к ней. Подъехав ближе, они увидели небольшую лачугу, в которой совершал подвиг юноша, чье великодушие и мужество изумило даже варваров. Хотя они угрожали ему смертью, он отказался сказать, где поблизости есть еще монастыри, хотя пришельцы уверяли его, что не собираются разорять монастыри и убивать монахов. Он не соглашался даже выйти к ним и снять с себя рясу.
– Говорить о тех, кто скрывается, – смело сказал он, – это предательство, и подчиняться тем, кто чинит насилие, – трусость и душевная изнеженность. Совершающие подвиг должны быть долготерпеливы и не поддаваться страху и угрозам, даже если за это его ждет смерть. Привычка – путь, ведущий к великому. А робость, стоит ей лишь раз одержать верх над тобой, как она заставит презирать самые великие блага, а потом и предать само благочестие. Страх перед ужасными последствиями, несомненно, вселяет робость в само сознание человека. И поэтому, – продолжал он, – если я сейчас легко поступлюсь свободой своего намерения, опасаясь угроз скорой смерти, то, что будет, если меня станут заставлять отречься от Веры плетями и пытками? Не перебегу ли я тогда сразу в стан Нечестия от того, что привык предпочитать отсутствие боли чувству долга?
Поэтому можете хоть сейчас приводить в исполнение свои угрозы и совершать задуманное вами. Я знаю, что никогда не скажу, где находятся любящие Бога, не выйду из дома, как бы вы ни грозили, и не сниму рясы, и никто не увидит обнаженным человека, еще не утратившего способность чувствовать и управлять своими желаниями. Да не увидят глаза человека мое тело, которое должно быть постоянно скрыто. А после смерти, когда
