фиолетового, луна, словно открытый глаз ворона смотрела на мальчишку, а её отражение в воде дрожало, будто смеясь над наивным ребенком, любящим столь опасные цветы.
Вдруг мальчик услышал перекатывания камней позади себя, кто-то подкрался к нему сзади.
Сидящий ребенок, даже повернувшись не понял кто стоит перед ним, в глазах отражалось лишь поистине великолепное одеяние в фиолетовых тонах. Одежды были женские, не шуршали, хотя и были достаточно длинными, чтобы закрыть ноги высокой женщины и складывались в не сильно пышную двухслойную юбку. Серебряная цепь блеснула перед глазами мальчика, изумив его своей изысканностью: белое серебро отражало все оттенки и блики аметистового леса и одежд женщины, а рука протянувшая цепь была белее самой луны и холоднее января. Мальчик поднял голову и узнал теплую улыбку своей матери.
– Мой любимый сын не желает помочь поднести эту цепь духам моих родителей? – наклонившись тепло попросила женщина, без упрека и приказа, мягко как будто каждое слова, произнесенное ей было кудрявым облаком, плывущим по утреннему горизонту.
Павел улыбнулся как только смог растянул губы и тихо восклицая подпрыгнул, взяв свою маму за свободную руку, на удивление кожа не была такой холодной, напротив – тепло руки согревало и без того теплую руку мальчика. Вероятно его грела вовсе не рука, а теплые чувства к матери, свойственные каждому ребенку.
По дорожке, освещенной теплым свечением светлячков, два человека шагали, или даже плыли в спокойном ритме, излучая тепло своими же глазами. Деревья закрывали темное небо не везде, ветви не раскидывались над головой, а стояли, словно по приказу вертикально, устремляясь вверх к светящимся созвездиям и луне. Листочки цвета аметиста округлые и мелкие просвечивали свечение звезд, усыпающих небо, которое не смогла закрыть густая листва. Будто и не листья вовсе, а фатин.
Две фигуры в царственном сиянии ночи подошли к цепям, подобным той, что мальчик видел ранее, а на них весели отличающиеся изяществом серебряные колокольчики, размером выходящие большее на семь сантиметров в высоту.
Подойдя ближе, стало отчетливо видно рисунок на каждом колокольчике: где-то растительный орнамент рисовал сказочный лес, где-то льющаяся вода, где-то перья, слова и бумага. На одном из них, весящем с небольшой группой на цепочке иного качества выгравированы надписи на неизвестном языке и ландыши, залитые жидкостью.
Женщина в фиолетовых одеждах подошла и заменила цепочку, развесив своих предков более аккуратно. Последние, словно воодушевившись зазвенели чище и радостнее.
Эта традиция была единственной постоянной, к тому же самой веселой. В этом доме радостно отмечалось событие. Хотя говоря начистоту, люди утешали себя тем, что смерть не такая уж и страшная, да и такая посмертная судьба куда лучше простого гниения в земле.
Женщина аккуратно погладила колокольчик с ландышами и обратилась к нему:
– Здравствуй отец, в этом году ландыши потрясают
