буду умирать вечно и держать их новыми. Они постоянно обкалывали меня, чтобы заставлять им разрешать на мне ставить опыты для остальных. Каждый день я выносил лишь агонию боли от голода и препаратов, чтобы им было приятно заниматься сексом, так как им приятно просто от боли другого человека. Меня часто рвало в пустой бетонной комнате без света, чтобы я был манипулируем. Я знал, что мне отсюда уже нет дороги к этим деревьям. Как я хотел на них опять посмотреть. Я видел лишь эти холодные лица и белые халаты, жаждущие лишь деньги их семьям от такого медленного убийства таких как я. Они вот одной крутостью заслужили у сущего право это просто так брать и делать. Они обычно молчали в мой адрес, но в один прекрасный день что-то начало меняться. Я даже немного успокоился и привык здесь. Они оставили мне нож в камере и просили использовать по назначению, чтобы легче умереть от препаратов, которые мне делали к 20-летию. Сейчас мне было 24…
– Макс.… – кричала мне 40-летняя Татьяна, что приносила мне еду за дверь закрытую, – мне 40… и только сейчас я смогла наладится!
Я выбрал свою жизнь… – ответил я ей, являя отказ совершать самоубийство, – мой родной отец бросил мать беременную, она вышла замуж за отчима родилась сестрёнка… У меня есть там сестрёнка. Сука!
И ругань… и скандалы…
– Вы меня купили все ещё в детстве… – орал я вопреки всему.
– Беднота… – начала они являть своё величие, – ровесники смеялись.
– Ты одевалась плохо, зато… – закричал я на неё уже по-свойски, – окончила учится ПТУ, работа…
– Опять издёвки коллег будут, – умоляла она уже.
– Потом! – сказал я.
– Я поняла с возрастом, то что ты не понимаешь! – не отступала она, – я симпатичная и трудолюбивая…
– Обыкновенная зависть… – констатировал я факт, – познакомили с мужчиной вас даже, Татьяна, насильно…
– Это ад! – кричит она мне.
– Я психопат настоящий… – сказал я ей на это печально.
– Я не понимала, что дело не во мне, – вскричала она остальным, – он со всеми так…
На этот их разговор я молчал и слушал. Дальше она опять начала на меня обзываться и требовать от меня самоубийство. Прошёл час и опять началась её исповедь:
– Я прошла многое, если ты не знал, – кричала она, – из-за низкой самооценки считала себя ничтожеством, депрессии встречалась с алкоголиками…
– Психбольница ещё небось, – ржал я, всё же понимая, где я нахожусь сейчас, – инвалидность… и вот вас после пощады в столовую работать приняли, а по совместительству санитар здесь.
– Но я многое хоть получила, – выпендривалась она, – познакомилась с девчонками битыми, жизнью…, и они мне помогли стать нормальной женщиной, защищать себя…
– Работа
