и лампы нещадно коптили потолок и стены Трапезной залы. Даже ароматы яств не в силах были перебить запах сгоравшего масла.
– Когда уже мастер запустит это свое скр… элетр… Тьфу, мать его! Электричество! Все тянет и тянет… Вонь уже по всему замку от копоти, сколько не проветривай.
– Так без денег ничего не получится, – вымолвил шут.
– Сколько ж ему еще нужно?! – вспылил король. – Я казначею давал указ выдать мастеру тысячу монет. Еще надо?! Дождется этот изобретатель, честное слово!
Августейший был не в духе и безо всякой охоты тыкал вилкой в зажаренный бок молочного поросенка, который всего несколько часов назад бегал за стенами города по загону и верезжал. Его супруга, сидевшая на противоположном конце стола, наоборот, испытывала острое чувство голода, поэтому усердно налегала на все подряд, особенно на квашеную капусту и соленые огурцы. Прохор переводил взгляд с одной королевской особы на другую, с хлюпаньем попивая настойку калины и облепихи из серебряного кубка.
– Ты какой-то грустный, – спросил шут.
– А чего веселиться? – отмахнулся Генрих. – Супруга перестала обращать на меня всякое внимание, вон, только брюхо набивает… Кстати, ты не забыл о моей просьбе?
Прохор перешел на шепот.
– Ни в коем рази. Пока ничего утверждать не могу, я же только начал слежку, но кое-что могу сказать наверняка, – Генрих весь обратился в слух, поправляя слюнявчик. – У тебя будет наследник!
Король выронил вилку, закашлялся и едва не упал со стула, который придержал ловкий балагур. Августейший хлебнул вина и уставился на слугу, выпучив глаза.
– Окстись, языкастый!
– Да ты сам посмотри! – шут скосил взгляд в сторону государыни. – На солененькое потянуло, нервная вся – однозначно понесла, к гадалке не ходи!
Генрих погрустнел и схватился за голову.
– Беда…
– Ты чего не рад? Сам же хотел наследника, а теперь кривишься, будто уксуса выпил!
– То-то и оно! – вздохнул сюзерен, со всего маху вонзая нож в поросячий бок. – Подложил мне кто-то свинью. Голубь, мать его так! Теперь все придворные шептаться начнут, мол, интересно, кто это рога королю наставил…
Шут снял свой колпак и почесал затылок, запустив ладонь в рыжие кудри.
– Все тебя учить надо, – Он посмотрел на государыню. – На собрании во всеуслышание скажи Изольде, что сегодняшняя ночь была великолепна. Пусть потом у кого-нибудь язык повернется сказать что-то непристойное в твой адрес, махом познакомим с палачом.
Генрих с надеждой посмотрел на своего слугу.
– Думаешь, выгорит? Я-то ведь буду знать правду.
Шут сплюнул на пол.
– Тебе что важнее, что ты знаешь, или что про тебя придворные говорить будут? То-то и оно! Сделай, как я сказал. Потом известие о беременности госпожи все воспримут
