мертвый, – Канцлер проигнорировал его попытку отстраниться и снова прижал к себе. Чувствуя предательскую слабость, Арлинг не стал сопротивляться. Если бы не объятия отца, он снова бы упал. Руки, будто сломанные ветки, ноги, словно подпиленные стволы деревьев, тело, как разбитая весенней слякотью дорога. Душа… Душа, словно покинутый дом. Там все умерли. Осталась лишь пустота. Но это была его пустота. Та, за которую он заплатил жизнью Магды.
Отец продолжал что-то говорить, но до него долетали лишь обрывки фраз.
– Мерзавец Даррен… Ты поправишься… Все начнем заново… Месяц не беда, капля в море…
Вокруг было слишком много людей. Они его раздражали. Кто-то ободряюще похлопал по плечу. Неужели, Холгер? Похоже, все были ему рады, даже отец. Как странно.
А дальше Арлинг сделал то, что не смог объяснить ни на следующий день, ни через год, никогда. Его руки поднялись и крепко обняли Канцлера. Раньше он думал, что непременно умрет, если случится подобное. Но это оказалось даже приятно. Тепло. Мягко. Спокойно.
– Сын, – в голосе Элджерона стояли слезы. – Прости меня.
И это рыдал Бархатный Человек? Горе всем, кто видел его слезы.
Арлинг проглотил ком, застрявший в горле, и, стараясь, чтобы голос не дрожал слишком сильно, прошептал:
– Папа… Тебе не за что извиняться. Амирон уже наказал нас. Кажется, я ослеп.
Калек в Согдарии не любили. Здоровое общество, страна великих людей, империя покорителей мира – в ней не было места неполноценным. В мире идеальных людей они жили недолго и не имели будущего. Каждый согдариец должен был уметь быстро бегать, метко стрелять, мастерски владеть мечом и знать основы военного дела. Каждая согдарийка должна была родить здорового сына и отправить его в армию либо в офицерскую школу. Служение Империи провозглашалось высшей ценностью, а воинская доблесть, умение побеждать и достигать цели любыми средствами – главными добродетелями. И хотя молодое поколение согдарийской аристократии уже давно не следовало наставлениям отцов-основателей и большую часть времени проводило не на тренировках, закаляя дух и тело, а на балах или в курильнях, наслаждаясь легкодоступными женщинами и журависом, все согдарийцы считали себя детьми Амирона – храбрыми воителями и воительницами, которым принадлежал весь мир.
Слепые не могли служить в армии и защищать границы раздувшейся Империи. Они не могли работать, не отличали свет от тьмы и нуждались в помощи. Они были больной частью здорового тела, которую можно было вылечить единственным способом – избавившись от нее. На площадях, в храмовых лестницах и на главных улицах городов Согдарии не было калек. Милостыню просили только те нищие, которые не имели увечий. Уродство считалось заразным и могло навлечь несчастье на благородных жителей Империи. Подобно тому, как крысоловы чистили города от грызунов-вредителей, специальная служба Педера Понтуса, главного палача Согдарии, освобождала его улицы от «несовершенных».
