столетние ёлки стеною и ровный ветер вдоль бетонки – более ничего.
Поехали впятером на второй машине, первая с водителем двинулась вслед потихоньку.
И дальше всё было очень хорошо: в моём доме мне всегда, за редким исключением, которое со временем обязательно тускнеет, хорошо.
Мы сели за ужин, Карл был непривычно для него молчалив и как бы в итоге, без любимой своей иронии, не то спрашивая, не то уточняя, сказал:
– Такая вот здесь натуральная жизнь. И тебе хорошо здесь, радость моя.
Было хорошо. Естественная тишина, которую не может нарушить органично дополняющий её ровный пушистый шум пробивающегося к дому чрез сосновые кроны и оттого становящегося мягким ветра.
Полумрак большого соснового дома, никогда не абсолютный, создаваемый, кроме тоновых светильников самых нежных тонов – жёлтых, розовых, зелёных, – не исчезающим даже в абсолютной темноте светом сосновых стен.
Сухой треск сосновых дров в старинном, без стекла, камине – тонкий, резкий, всегда неожиданный, никогда не пугающий, всего лишь напоминающий о расщеплении оранжевого соснового полена на множество жёлтых лучин.
Сосновый воздух, пока к нему не привыкнешь, особенно густ, хотя мало материален, но похож на прохладный кисловатый лимонный кисель, который когда-то я приготовила на поминальный вечер старинного друга моего Витали.
– Ты знаешь, любовь моя, как я люблю тебя.
Пожалуй, сам голос Карла, кроме непривычной для него задумчивости во взгляде, был за этим ужином излишне для него сентиментален, а может, я теперь додумываю это, как обыкновенно бывает.
– Но я тебе и завидую, да. Потому что у меня не бывает таких дней рождения, ради которых надо летать за тысячи километров. А летать надо, только теперь понял, что надо.
Я повернулась к нему от огня и внимательно его рассмотрела. Он искренно, странно, хотя как и всегда, смутился моего прямого взгляда, он всегда такого моего взгляда хотел, смущался и боялся, и сам говорил мне об этом в минуты очень редких своих откровений.
Я старалась использовать такой свой взгляд на него по возможности реже, в случаях крайней необходимости, когда нужно было или выпросить у него что-либо, по его мнению, запредельное, или обмануть в самом очевидном.
Жизнь сама собою, без желания и даже старания людей, сближает их, как бы даже спрессовывает, прилепляет друг к другу, делая одним ментальным телом, кроме всяких прочих аспектов, и во времени их простого плоскостного проживания её, и не обязательно физически рядом друг с другом.
Когда мне было двадцать лет, начальник охраны моего мужа Марка Королёва Сергей Сергеевич Карлов казался мне почти уродливым старым злодеем и холуём. Теперь передо мной сидел он же, но федеральный министр, ему за пятьдесят, он довольно интересный брутальный мужчина точно одного со мною возраста, который считает, что всё обо мне понял и знает, и ему не важно, считаю ли так я.
А
