вазочке громоздились пирожные. Отдельно на подносе стоял большой фарфоровый чайник. Из него к потолку поднимался тонкой струйкой ароматный парок. Стол был великолепно сервирован. Белоснежные салфетки, перетянутые золотистыми ленточками, лежали на тарелках. Серебряные приборы аккуратно расположились рядом.
– Ой, зачем же так много? – воскликнула Маша, увидев такое изобилие, – Нам и в месяц всего этого не съесть!
– Это наш первый ужин вдвоём, моя милая, – ответил Павел, – и, я думаю, нам следует перекусить после всех волнений. К тому же у меня сегодня ни крошки во рту не было. И я не могу позволить, чтобы моя милая жена осталась голодной.
Он усадил Машу к столу и сам приступил к трапезе. Однако голод утолил быстро.
– Ну, что же Вы, ангел мой, ничего не едите? Милая моя, душа моя, – шептал Павел, расстёгивая многочисленные пуговки на платье Маши, – ангел мой, как я счастлив, что Вы теперь и навсегда, я надеюсь, моя. Не бойтесь, я никогда не обижу Вас, любимая моя девочка…
Он обнимал её и ласкал, постепенно раздевая. Нежно касался её маленькой груди и целовал всю от макушки, с тёмными завитками волос, до пальчиков на её почти детских ножках. Гладил рукой промежность, и, наконец, раздвинув ей ноги, постепенно углубляясь, вошёл в неё. Маша не почувствовала никакого страха и отвращения. Напротив, она подалась всем телом навстречу Павлу и очень остро ощутила минуты блаженства. Ей было хорошо. Более того, она испытала необыкновенный восторг от близости с мужем.
Весь путь до Москвы молодые не выходили из купе, одаривая друг друга ласками и предаваясь любовным утехам. В Москве они пересели в другой поезд, направлявшийся в Париж.
Свой медовый месяц Стояновские провели в Европе. Сначала они две недели наслаждались красотами Парижа. Затем ещё две недели пробыли в Карловых Варах на минеральных источниках. Ах, что это был за месяц, полный сладкой любви! Не зря его зовут «медовым»!
Вернувшись в Россию, Павел сразу же приступил к делам службы. А Маша проводила дни с кузиной и подругами, неустанно описывая им своё свадебное путешествие со многими подробностями.
– Ах, милая кузина, Вы и помыслить себе не можете, каков он – Париж! Сколько же там соборов и церквей! И все, ну исключительно все, красоты небывалой! А Лувр! Вы только представьте, мои милые: я ступала там, где столько веков одни короли со своими королевами и фрейлинами жили. Убранство залов – ну, просто диво дивное! – восклицала восторженно Маша, поднимая свой взгляд вверх, где, по её мнению, должны быть небеса.
– Так что же вы, с Павлом Матвеевичем только по дворцу и гуляли? Скучно, поди без развлечений? И словом перемолвиться не с кем, разве что с французами этими – заметила кузина.
– Ах, нет, там очень много русских, а уж вечера какие! – Маша снова, пребывая в воспоминаниях, мечтательно поводила глазами и улыбалась, представляя себя на Монмартре, – Мы с Павлом Матвеевичем в театре Гранд-Опера были, и в Болонском лесу прогуливались, и на балу у графини Никоноровой танцевали.
