его, если тот уроки не сделает, и в землю закопает.
На следующий день Лука тетрадь попросту не принес. «Сделал?» – спросил одноклассник. «Сделал», – кивнул Лука. «Ну и?..» – «Сделал. Но тетрадь твою я потерял». – «Повтори». – «Хорошо, повторю, если просишь, – кивал Лука. – Я потерял по дороге в школу твою тетрадь.» – «Свои не потерял, а мою потерял?» – «Я ее заранее приготовил, – смиренно врал Лука, – чтобы сразу тебе отдать. Но, к сожалению, потерял».
Вечером однокласснику тетрадь собака его притащила измызганной. Лука закопал тетрадь, наверное, в отместку за то, что его пообещали закопать. Так и самый жестокий хулиган отвернулся от дурачка Луки.
В деревне дурачков не трогают. Если не родился в деревне, прижиться в ней можно только дурачком. Так и святые иноземцы приживались и прославлялись на Руси только в юродивом блаженстве. Правда, Лука вроде бы и родился здесь. Потому ему каждый день надо было свое юродство доказывать. Одноклассники каждый день встречали с подозрением: вдруг Лука как-нибудь проспался и готов опять делать за них уроки? Но ведь Лука и свои уроки делал странно. В тетради по математике делал домашние задания по русскому языку, в тетради по природоведению решал математические задачи. Учительница могла бы отнестись к такой рассеянности снисходительно и проверять математику в тетради по природоведению. Но такого великодушия требовать от учительницы было бы жестоко. И она ставила законные двойки, не вдаваясь в суть выполненных заданий. Так Лука уподобился первому своему воспитателю дяде Васе, который не понимал, за что ставят двойки, а за что пятерки.
Вместо сочинения на тему «Как я провел лето» Лука изложил стихотворение дяди Коли:
И не успеет тихий вечер
Открыться бледною луною,
Как утро завершает речи,
Светясь сосновою корою.
Удушье сна холодным светом
Остудит утро, и взовьется
За бледною луною следом,
Как ястреб за добычей, солнце.
И занавески всполошатся,
Стегая влажный подоконник,
И станет солнце разоряться,
Роняя золото в игольник.
Теперь Лука не Владимира Соловьева запоминал наизусть, а стихи дяди Коли. Причем произносил их очень внятно и рассудительно, как истый чтец. Дядя Коля, слушая своего воспитанника, мерк в угоду свету, исходящему от него, барахтался в углу, как тень от тонких пальцев Астры на стекле керосиновой лампы, которую она неловко пыталась то притушить, то разжечь ярче. И в освещении она не находила покоя!
Учительница возмутилась, сказала, что, если уж Луке захотелось процитировать чьи-то стихи, надо указать их авторство. Кто их написал? «Николай Штурвалов», – гордо ответил Лука. «Кто?» – «Я же говорю, Николай.» – «Иди», – обиженно велела учительница. Поставила Луке, а значит, и Коле Штурвалову три с минусом.
Колю она великолепно знала. Он и перед ней что-то заикался. Но она удалилась оскорбленно, словно
