все поплыло перед глазами. Дотронувшись до холодной руки, бессильно свисавшей с кровати, я лишь подтвердил свою страшную догадку.
Тризны по маме по сути не было, собранные деньги были розданы обратно, поэтому оставшихся у отца запасов хватило лишь на скромную трапезу тех, кто все-таки пришел на похороны, пара соседей и баронская чета. Остальные дворяне давно перестали посещать наш замок по понятным причинам, никому не хотелось приезжать в бедный и ветхий замок со стремительно уменьшающимся количеством слуг.
Братья уехали на следующий день, они попали на службу к герцогу Нарскому, который развязал локальную войнушку с соседом, оба хотели показать себя и добыть средства к существованию. Отец содержать их не мог.
Я не вышел, когда они уезжали, память по-прежнему хранила все, что когда-то произошло, даже шрамы на запястьях, темными некрасивыми браслетами сросшейся кожи периодически напоминали мне о том, где я их получил. С тех пор ни они со мной не заговаривали, ни я с ними. Смерть мамы хоть и примирила меня с их существованием, но темная частичка, иногда всплывала, когда я видел братьев и красная пелена ненависти вставала стеной.
Со смертью главной хозяйки, замок и все вокруг внезапно рухнуло, отец ставший сильно пить, запираясь у себя в комнате и появляющийся в общем зале только для того, чтобы наказать попавшимся ему под руку. Тоска и отчаяние захватывало меня все сильнее. Стало так тошно, что хотелось хоть что-то сделать. Проходя однажды мимо закрытого подвала, я вспомнил, что хранил там ингредиенты для красок, смешивая по мере надобности те их них, что были мне нужны.
– «Почему бы и не попробовать», – я пожал плечами и не найдя причин почему мне не нарисовать что-нибудь, отправился на поиски Дарва, слуги у которого хранился ключ. Запретить мне сейчас никто не мог, поэтому я беспрепятственно забрал то, что мне нужно и заперся у себя в комнате, запретив меня беспокоить.
Смотря на чистый холст, слегка пожелтевший и выцветший из-за небрежного хранения в подвале, я думал, что же мне нарисовать. Оказалось, что холста осталось всего три штуки, так что следовало быть экономным. К тому же после того как я отдал осчастливленной графине её портрет, изрядно подретушированный мною в угоду красоты, а не реализма, я больше не брал кисти в руки. Но это были мои проблемы, от занятий с оружием меня никто не освобождал и я верный своему слову, каждый день по четыре часа занимался с наставником. Не знаю, почему я не бросил это занятие сейчас, когда отцу стало все равно на меня, видимо только из-за мамы, ей всегда нравилось смотреть на меня, гремящего во дворе мечом.
Вспомнив о ней, я сразу понял, кого хочу нарисовать. Причем такой, какой я её помнил в своем детстве, когда она была еще молода и привлекала внимание мужчин своей красотой, заставляя отца нервничать и ревновать.
– «Решено, – я кивнул головой, одобряя собственный выбор, – торопиться не буду, мне нужно растянуть это полотно на как можно большее время, будет
