одного из строений. Я отпила из чашки глоток остывшего чая, делая вид, что не замечаю застывшего позади меня Эрнеста.
– Если тебе что-то хочется о ком-то узнать, подойди и спроси заинтересовавшего тебя, а не сплетничай по углам, – ядовитым голосом заметил мой брат. – Не думаю, что дядь Мише понравится то, что его прислуга сплетница.
Я резко обернулась и поглядела на него, чувствуя страх и вину.
– Она не виновата ни в чем, – стараясь, чтобы мой голос прозвучал твердо, произнесла я. – Она просто хочет помочь мне освоиться.
– Это не ее забота. Пусть следит за своей работой и не мелет языком по углам, – отрезал он.
Он повернулся, чтобы уйти, но я не могла позволить ему настучать на бедную женщину. Господи, как можно быть таким уродом?
– Подожди! – я встала из-за стола. – Не надо говорить ничего отцу, пожалуйста.
Я прекрасно понимала, зная на собственном опыте, что мой отец не станет церемониться с экономкой. Бить он ее, возможно, не станет, но причинит ей боль, может ее ранить своими словами и нападками.
– Ты лучше о себе переживай, а не о других думай, – резко обернулся Эрнест ко мне и быстро оказался рядом, почти вплотную. Он был высок, я еле доставала до его плеча. Он глядел на меня сверху вниз, словно я была какая-то букашка. – Уже испытала на себе тяжелую руку? – он презрительно сощурился. – На твоем месте я бы вел себя тихо, как мышь.
Он гипнотизировал меня взглядом, я не могла отвести от него глаз, словно приклеенная.
– Но ты не на моем месте, если что, – вырвалось у меня помимо моей воли. – Не фиг мне диктовать, что делать, нашелся тут командир.
Я толкнула его плечом и стремительно вышла из кухни. Мое лицо горело, коленки сильно тряслись. Зачем я это сказала? Дура! Господи, какая же я дура! Он настучит своему дяде, а тот, в свою очередь, накажет Людмилу Ивановну, да еще и мне перепадет! Влада, что с тобой? Мне телефон нужен, и бежать отсюда, так за каким хером я веду себя, как бешеная? Разве я прежде была такой? Нет. Паинькой меня, конечно, сложно было назвать, но вот так нарываться на конфликты, постоянно взрываться – это началось с того момента, как я села в поезд. И как мне вообще хватило смелости хоть что-то ответить Эрнесту? Я даже самой себе не могла признаться в этом, но рядом с этим парнем я просто теряла дар речи.
Утро субботы началось рано и очень громко.
– Мама! – услышала я сквозь сон крик на очень высокой ноте. – Мама! Куда делся мой бант?
Сначала я не поняла, что к чему и где нахожусь, но открыв глаза, все поняла. Накрывшись с головой, я сверху еще привалилась подушкой и попыталась снова уснуть, но недалеко от моей комнаты хлопнула дверь, и послышался еще один крик:
– Есть в этом чертовом доме хоть одна нормальная плойка? – это возмущалась Кристина.
Я подождала, пока все стихнет, вновь начала погружаться в сон, как возле моего уха послышался такой грохот, что я от неожиданности подскочила на постели, словно ошпаренная.
– Влада! –
