что я могу забыть изящный изгиб ваших бедер? – продолжал Гарри, не обращая внимания на ее возмущение и решив проучить строптивицу. – Округлые, изумительной формы, как у греческой статуи… Я навечно сохраню в памяти, словно самую большую драгоценность, те восхитительные ощущения, которые испытал, когда вы великодушно позволили мне коснуться ваших прелестных бедер, моя радость.
– Но никто вам этого не позволял! – запротестовала Августа. – Вы сами делали то, что хотели, не спрашивая разрешения…
– Но вы ни звуком, ни жестом не попытались меня остановить. И сами целовали меня с жаром, даже, можно сказать, со страстью, разве нет?
– Нет, сэр, это не так! – едва ли не в панике выкрикнула Августа.
Гарри изумленно вскинул брови:
– Так значит, вы ничего не чувствовали, когда целовали меня? Я страшно огорчен и разочарован… Как же вы сумели так много мне позволить, хотя сами ничего не почувствовали? Для меня, например, те мгновения были исполнены страсти, и я никогда не забуду.
– Я не говорю, что ничего не чувствовала… Просто… в общем, то, что вам показалось, было не совсем искренним… Я оказалась застигнутой врасплох. Милорд, вы все неправильно поняли! Право, не стоит придавать случившемуся такого уж большого значения.
– Могу ли я это понимать так, что для вас не исключение подобные полуночные встречи и вы не воспринимаете столь интимные отношения серьезно?
– Да о чем вы? – совершенно растерялась Августа, понимая, что сама загнала себя в угол. – Вы определенно стараетесь заставить меня почувствовать свою вину за то, что мы слишком увлеклись тогда и у вас не осталось иного выхода, кроме помолвки…
– А мне кажется, что в ту ночь были даны кое-какие обещания, – возразил Гарри.
– Неправда!
– Позвольте не согласиться. Мне кажется, позволив такие вольности, какие допустимы лишь с мужем или с женихом, вы все-таки дали мне определенные обещания, Что же я должен был подумать, когда вы каждым своим движением давали понять, что с радостью примете меня как в роли любовника, так и мужа?
– Ничего такого я не делала… – совсем сникла Августа.
– Помилуйте, мисс Баллинджер! Не могу заставить себя поверить, что вы просто развлекались со мной в ту ночь. И вы также не сможете убедить меня, что пали столь низко и просто по привычке кокетничали. Вы безрассудны и смелы от природы, однако я отказываюсь думать, что вы бессердечны, жестоки или же совершенно равнодушны к своей чести!
– Разумеется, нет! – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Для нас, нортумберлендских Баллинджеров, честь превыше всего. Мы пойдем во имя ее даже на смерть.
– В таком случае наша помолвка остается в силе. Теперь мы с вами достаточно серьезно связаны, поскольку зашли слишком далеко, чтобы поворачивать назад.
Послышался резкий щелчок, потом треск, и Августа посмотрела на то, что осталось от ее веера. Она так сильно стиснула его, что хрупкие пластинки не выдержали.
– Тьфу
