болезнь и весь организм окрепнет, но если так все кончится, тогда через несколько лет будет новая война…[33] Не ошиблась Александра Федоровна и в предположении о неизбежности столкновения России с Германией: через двадцать с лишним лет началась новая война с немцами – Великая Отечественная.
В России 1917 года, опьяненной идеей «всемирного интернационала», само слово «патриотизм» вызывало презрение и злобу, в человеческих умах смешались все понятия о чести и бесчестии, измене и верности. Но разве не в испытании познается всякий человек? Императрица Александра Федоровна, не отделяя себя от страданий своего народа, выпавшие на ее долю испытания выдержала с большим достоинством[34]. Ее сердце было проникнуто удивительным чувством глубокого патриотизма и любви к своей новой Родине. Находясь в Тобольске, Императрица говорила доктору Боткину: Я лучше буду поломойкой, но я буду в России[35]. А Пьер Жильяр засвидетельствовал следующий случай, характеризующий Александру Федоровну в заключении. Однажды, узнав из газет об одном из секретных пунктов Брестского договора, предусматривавшего переселение Царской семьи в какую-либо из нейтральных стран, Государыня возмутилась: …я предпочту умереть в России, чем быть спасенной немцами. Такое отношение к германцам, – заявлял Жильяр, – по моему глубокому убеждению, не было рисовкой или притворством, так как было слишком искренним и проявлялось в тесном семейном кругу, когда не было смысла и цели быть неискренним[36].
Большинство писем Императрицы из заключения наполнено переживаниями о судьбе России: Вам всем плохо и Родине!!! Это больнее всего и сердце сжимается от боли – что в один год наделали. Господь допустил – значит так и надо, чтобы поняли и глаза открыли на обман и ложь. <…> …Ранено то, что в нас есть самаго дорогого и нежнаго – разве не так? Вот мы и должны понять, что Бог выше всего и что Он хочет через наши страдания приблизить нас к Себе[37].
Вера – вот что отличало взгляды Александры Федоровны от взглядов многих ее современников, верой дышат все письма Императрицы-узницы, говорящие о том, что ниспосланные ей страдания не только не охладили и не ожесточили ее душу, но и возвысили: Боже, как родина страдает! – писала она. – Бедная родина, измучали внутри, а немцы искалечили снаружи…[38]
Будет что-то особенное, чтобы спасти. Ведь быть под игом немцев – хуже татарскаго ига. Нет, такой несправедливости Господь не допустит и положит все в мере. Когда совсем затоптаны ногами, тогда Он Родину поды мет. Не знаю, как, но горячо этому верю. И будем непрестанно за Родину молиться. Господь Иисус Христос, помилуй меня, грешную, и спаси Россию…[39]
Когда все это кончится? Когда Богу угодно. Потерпи, родная страна, и получишь венец славы. Награда за все страданья. Бывает, чувствую близость Бога, непонятная тишина и свет сияет в душе. Солнышко светит и греет и обещает весну. Вот и весна придет и порадует и высушит
Письма Святых Царственных… С. 242–243. Т. 2. С. 293, 310).
Протопресвитер русской армии и флота Георгий Шавельский, рассуждая о силе духа Государыни в период заключения, заметил:
Российский Архив. Вып. 8. Док. 94. С. 322.
Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 61. С. 106.
Письма Святых Царственных… С. 262.
Там же. С. 259.
Там же. С. 267.
