фарфоровой статуэткой (боже, при взгляде на нее у него была прямо оскомина на глазах, этот желтый цвет царапал глаз, как скользящий по натертой воском поверхности ноготь; как бы ему хотелось добавить ей недостающий слой телесного розового цвета). Он понимал ее восторг, но дальше дело не шло. Кто мог его в этом упрекнуть? Он радиолог, ему уже сорок пять, волосы поседели и блестят, как вата, разложенная на новогодней елке вместо снега, но это – всего лишь одно из двух блестящих исключений в его бытии. К примеру, усы у него серые. А пять лет неудавшегося брака с биологом Беатрис Марко убедили его в том, что жизнь его сияет не больше, чем усы. Вторым блестящим исключением была Клара. Он познакомился с ней год назад, весной, в день, когда, казалось, солнце задалось целью окрасить все в желтый цвет. Брат Педро пригласил его на прием в доме у коллекционера, обосновавшейся в Мадриде бельгийки по имени Эдит, которая хотела продемонстрировать миру свое новое приобретение: «Белую королеву», последнюю работу Виктории Льедо. В то время Хорхе был совершенно заморочен разводными делами. Работы у него хватало (его кабинет радиологической диагностики довольно удовлетворительно осаждали пациенты), но он был так же одинок, как шахматный король проигрывающего войска. Он и думать не мог, что знакомство с «Белой королевой» изменит его жизнь. Безошибочное шестое чувство («Ты унаследовал его от отца», – повторяла мать) заставило его принять это роковое приглашение, которое брат придумал, просто чтобы его развлечь.
Закутанная в туники и духи Эдит Как-там-ее-веке провела их по своей хижине в Ла-Моралеха, показывая всю свою коллекцию гипердраматических картин: окрашенные неподвижные мужчины и женщины, расставленные в гостиной, в библиотеке и на террасе. «Какого черта они здесь торчат? – недоумевал Хорхе, погружаясь в усталую красоту их лиц. – О чем они думают, когда мы на них смотрим?»
Они пошли к саду, где стояла картина Вики Льедо.
– Это аутсайд-перформанс, – пояснила Эдит и обернулась к Педро: – Здесь вы их называете наружными перформансами, да?
– Это что такое? – спросил Хорхе.
– Это ГД-картины, в которых фигуры двигаются и выполняют задуманные художником действия, – поучительно ответил Педро. – Их называют наружными, потому что они выставляются под открытым небом, а перформансами – потому что действия начинаются через определенные промежутки времени и повторяются в замкнутом цикле, который никак не связан с присутствием публики. Если бы показ проходил как в других представлениях и зрителям нужно было бы собираться в определенное время, чтобы их увидеть, тогда это были бы встречи.
– Выходит, это как арт-шок?
Эдит и Педро снисходительно переглянулись.
– Арт-шоки, дорогой братец, это интерактивные встречи, то есть представления с определенным временем показа, в которых по желанию могут участвовать хозяин картины или его друзья. Большинство арт-шоков связаны с сексом или с насилием, и они совершенно незаконны. Но не строй такую сальную рожу, братец,
