в мореплавании зрителя, если бы полное пренебрежение всеми известными правилами судостроения и оснастки не заставило бы его задрожать от смеха с первого же взгляда на картины Эми. Смуглые мальчики и темноглазые Мадонны, уставившиеся на вас из угла студии, напоминали манеру Мурильо[8]. Маслянисто-коричневые тени на лицах с яркой полосой света в неправильных местах походили на Рембрандта. Пышногрудые дамы и младенцы, явно страдающие водянкой, – на Рубенса, а стиль Тёрнера[9] появлялся в шквалах голубых бурь, оранжевых молний, коричневого дождя и пурпурных облаков, с пятном томатного цвета посередине, которое могло быть как солнцем, так и буем, бушлатом матроса или королевской мантией, как угодно зрителю.
Затем последовали портреты углем, и лица всех членов семьи висели на стене в ряд, выглядя такими взъерошенными и покрытыми сажей, как будто их только что достали из угольного ящика. Их черты на карандашных набросках смягчились, и они выглядели лучше, потому что сходство было очевидным, а волосы Эми, нос Джо, рот Мэг и глаза Лори были объявлены «особенно удавшимися». Затем последовало возвращение к глине и гипсу, и слепки её знакомых, подобно привидениям, наполняли углы дома или падали с полок шкафов людям на головы. В качестве моделей привлекались соседские дети, пока после их бессвязных рассказов о её таинственных деяниях мисс Эми не стали считать чуть ли не юной людоедкой. Однако её творческие поиски в этом направлении внезапно прекратились из-за одного несчастного случая, который охладил её пыл. Так как другие модели некоторое время отсутствовали, она решила сделать слепок своей прелестной ножки, и однажды все члены семьи перепугалась из-за страшного шума и визга и, прибежав на помощь, обнаружили, что юная энтузиастка отчаянно прыгает по сараю с ногой, крепко застрявшей в кастрюле с гипсом, который неожиданно быстро затвердел. Её извлекли с большим трудом и некоторым риском для здоровья Эми, потому что Джо так смеялась, пока пыталась расковырять гипс, что её нож зашёл слишком глубоко, порезал бедную ногу и надолго оставил память, по крайней мере, об одном из творческих начинаний юной художницы.
После этого Эми успокоилась, пока мания рисовать эскизы с натуры не заставила её бродить вдоль реки, в лесу и по полю, чтобы заниматься живописью на пленэре и тосковать по возможности нарисовать руины с натуры. Она постоянно подхватывала простуду, сидя на влажной траве, чтобы сделать набросок какого-нибудь «лакомого кусочка», состоявшего из камня, пня, гриба и сломанного стебля коровяка, или «изумительную груду облаков», которые выглядели в её исполнении как перины, выставленные на продажу в витрине. Она жертвовала своим безукоризненным цветом лица, плавая по реке в лодке под летним солнцем, чтобы научиться искусству светотени, и у неё появилась морщинка меж бровей из-за попыток найти нужный «угол зрения», или как там называется эта тренировка для глаз с приближением и удалением объекта.
Если «гений – это вечное терпение», как утверждает Микеланджело, то Эми
