дома царского недолго от причала,
Был Одиссея дом высок, а двор просторен.
Однако же гостей здесь мало ждали,
Пахнуло в нос овином и скотом,
Стоять пред входом путники не стали
И чуть помявшись, все проникли в дом.
Над колыбелью Телемака вся в печали,
Склонилась мать, закрыв лицо руками,
Лишь головами скорбно путники качали,
Найти не в силах ключ к подобной драме.
Все объяснил, Полит, как друг царя Итаки,
Он горестно вздохнул и рассказал о том,
Как Одиссей в безумии, забыв о своем браке,
Не узнает совсем царицу, да еще при том
Не замечая даже собственного сына,
С утра покинул двор, и пашет в поле,
В упряжке бык – одна лишь половина,
Другая – вол в ней, узник поневоле.
Конечно, царь лишился все ж рассудка,
Так перепутать упряжь, он в уме ли?
Увидев пахаря, пришедшим, стало жутко,
Но вслух сказать об этом не посмели.
Не узнавая никого, ногой на лемех,
Давил безумец, управляя ручкой плуга,
В большой корзине приготовил он не семя,
А соль, чтоб бросить в землю луга.
Все растерялись, видя зрелище такое
И только Паламед остался все же стоек,
Среди других был полностью спокоен,
Спросил глашатая, давно ли беспокоен
Их царь, в ответ, услышав, что с утра уж,
Он мигом оценил глазами, вспаханную долю,
И осознал, как все, что сделал зря муж,
По времени затрат равно пути от гавани до поля.
И Паламед решился: не подав другим и знака
Вернулся снова в дом царя и там посмея,
Под крики нянек, взять из колыбели Телемака
И положить дитя перед упряжкой Одиссея.
А Одиссей все шел за своим плугом,
Вперед рванулся верный Эврибат,
Но Паламед тут не был явно другом
И, удержав его порыв, вернул назад.
Когда же, над дитя нависла бычья морда,
Остановил упряжку, обезумевший отец,
И, взяв ребенка на руки, отметил твердо:
«Я сделал все, что мог – игре теперь конец».
Спросил у Паламеда в изумленье,
Как оказался он на вспаханной земле
И, отдав сына, подбежавшей Эвриклее
Обнял гостей, смирившись кабале.
3
Уже с утра жила работой гавань,
Едва вмещались в бухту корабли,
Никто не знал итог войны кровавой
И сколько быть от родины вдали.
Двенадцать кораблей лишь ветра ждали,
Давно забиты трюмы пищей и водой
И в долгий путь на битву
