Помню, что и раньше, выпив немного, Владимир становился абсолютно неуправляемым. Крушил все, что попадало под руку. В квартире у них практически не было целых вещей. Жили без телевизора, так как после второго разбитого им в пьяном угаре больше покупать не стали.
Во время мужниного запоя Ольга почитала за благо с двумя малолетними детьми уходить из дома. Приходила и к нам. Тогда мы жили рядом, в одном дворе. Когда я видела ее в слезах, синяках и в рваной одежде, мое сердце щемило от непереносимой боли.
Ее рассказ мог бы показаться выдуманным кошмаром, если бы не красноречивые следы истязаний на ее теле. Муж бил ее руками и ногами, колол тело иглами, поджигал волосы и тушил о ее грудь сигареты, заставлял есть с кошкой из одной чашки. Моему негодованию не было предела. Однажды я даже хотела пойти и поговорить с ним, но она встала передо мной на колени и упросила не ходить. С ее слов выходило, что он мог убить и меня, и ее.
Я помню наши долгие ночные разговоры. Мои настойчивые советы уйти, выгнать, подать в суд, в милицию, еще не знаю куда – не нашли у нее отклика. Она слушала, кивала и грустно улыбалась, оставаясь в прежнем своем статусе, ничего не пытаясь изменить в своей жизни. Я злилась на ее слабость, нерешительность, слабохарактерность. Тогда мне казалось, что если бы я была на ее месте, то в два счета решила бы эту проблему. Она была недостаточно сильна телом и духом, чтобы противостоять своему мужу, и в меру тиха, убога и забита, чтобы терпеть эти издевательства.
Потом мы переехали в другой район, и я потеряла эту семью из вида. Иногда от знакомых приходили о них какие-то известия.
Когда их сыну было 10 лет, он погиб, надышавшись клея в подвале. С дочерью тоже произошла какая-то непонятная история. В 15 лет она исчезла из дома, и больше о ней никто ничего не слышал. Ольга с Владимиром последние два года перед случившейся трагедией жили вдвоем.
По прошествии нескольких месяцев был суд. Ольгу я не узнала, до того она изменилась. За решеткой в зале суда сидела не тридцативосьмилетняя молодая женщина, а старуха. Страшная, неопрятная, сломленная жизнью старуха с морщинистым лицом желто-серого цвета и потухшими глазами.
Сейчас даже не верится, что она смогла нанести 18 ножевых ран, пять из которых были однозначно смертельными. По ее словам, это был акт возмездия. Ольга сама вызвала милицию и отдала орудие убийства – большой кухонный нож.
Было ли это обдуманное убийство или внезапное помешательство рассудка – сложно сказать. Судебно-психиатрическая экспертиза признала ее вменяемой, не имеющей психических заболеваний женщиной.
Никто не знает, что произошло в тот день между ними. Виктор не скажет, а Ольга молчит. О случившемся не рассказывает, а только говорит, что это сделала она, и что так уж у нее это получилось, за что просит у всех прощения.
В первый раз.
Желание обратиться за консультацией к наркологу созрело давно, однако решиться на этот шаг я долго не могла. Как всегда, в таких
