Матвеевич.
– Так холост я, Степа. – приоткрывая пошире дверь и улыбку осклабился Вася.
Нет, всё-таки скотина. Скотина и есть.
– Дурака не валяй! Давай зови её.
– Покинула, так сказать, гнездо? Нет её у меня. – Растопырив руки и раскрывая настежь дверь, не выказывая особой печали по этому поводу, сказал Василий.
– А где же она?
– Ну, точно не у меня. Ты, это, давай заходи. У меня тут и выпить есть, и пожрать ещё осталось. – сказал он проталкивая в глотку содержимое своего рта.
Вася настойчиво стал затягивать Степана Матвеевича к себе в квартиру. Тот, будто загипнотизированный пошел вслед за хозяином.
Бедный Степан, увлекаемый в омут Васькиной квартиры, уже не сопротивлялся потоку соседской бестактности.
– Садись – дотащив до кухни, указал на табурет Василий
В кухне не наблюдалось обычного холостяцкого беспорядка, наоборот, из сушилки выглядывали намытые до блеска чашки, кастрюльки, тарелки. На ручке духового шкафа висели сохнущие, аккуратно сложенные фартук и полотенце. Все это не вписывалось в представление Степана Матвеевича о соседе.
– Заходила твоя женка с утра – сходу начал Василий, только Степан Матвеевич примостился на табурете.
– Сам её не видел, Светлана открыла.
– Какая Светлана? – на автомате уже спросил Степан.
– Ну, ты знаешь, из 97 квартиры, у нее еще муж военный. Так, вторую неделю пропадает. Так, я её жалею, в смысле Светлану. В смысле, пока тот в отъезде.
– Мою жену тоже жалел?
– Жалел, жалел, а как же её не жалеть? Ты, вон цельный день пропадаешь. Её и порадовать некому. А бабе, что надо? Чтоб жалели. Ты пей, пей, давай что ли за баб! Чтоб их!
И Степан Матвеевич начал пить. Пил он самозабвенно, вначале у Василия, а потом, когда у Василия все кончилось, в том числе и терпение, и тот не выдержав такого глубокого погружения в бездну спиртосодержащего, оттранспортировал осиротевшего соседа к нему, дома.
Первым, нападению был подвергнут обильный бар. В баре находилось так много бутылок, аппетитных бутылочек, пузатых графинчиков, глиняных сосудиков, скопленных за длинную трезвую семейную жизнь, что всего этого богатства хватило более чем на неделю.
Через неделю, не смотря на настойчивые, увещевающие, а порой и угрожающие звонки со службы он продолжал пить. Степан Матвеевич оказался запойным. Он перестал страдать по покинувшей его жене, можно сказать, что наступило некоторое просветление. Все мысли его стали по-настоящему глубоки и не сиюминутны, теперь они были устремлены в сторону пития и миросозерцания. Деньги в доме еще оставались, и его стремительную пошатывающуюся фигуру можно было заметить на маршруте дом-ларёк и обратно. Через месяц пришлось перейти на менее дорогие напитки. Мебель и всякая
