спиной Фарамунда выставили копья. Еще двое зашли с боков, один сказал благожелательно:
– Парень, протяни руки! Закон есть закон.
Фарамунд покорно выставил руки. Если за миг до того он чувствовал себя так, что тело готово было само броситься на этих людей, выхватывать копья, бить, крушить, ломать, то эти странные слова о законе заставили дать связать себя крепко, а потом так же покорно повести через двор к воротам.
Низкие тучи ползли тяжело, едва не задевая крыши. Теддик, как кошка, вскарабкался на ворота, моток веревки на плече. Оглянулся:
– Хозяин, по какую сторону ворот вешать?
Свен отмахнулся:
– На этой, конечно. Чтоб другим неповадно…
Теддик передвинулся чуть влево. Быстрые пальцы умело и ловко закрепили на торце веревку. Петля опустилась вниз, раскачивалась зловеще.
– Так?
Свен поколебался:
– Погоди… лучше на той стороне стены. У него тут никого нет, никто за ним жалеть не будет. А с той стороны кого-нибудь да отпугнет.
Теддик подтянул к себе петлю, недолго развязывал узел на столбе, перебрался к другому. Из домов выходили любопытные, кое-кто вывел детей, чтобы посмотрели на зрелище.
Фарамунд видел, как на него засмотрелась крохотная девчушка с золотыми волосиками. Глаза у нее были чистые, синие. Когда встретилась с ним взглядом, застеснялась и уткнулась в материнский подол.
Двое воинов отворили ворота. Фарамунда вывели, сверху опустилась грубая, с торчащими волокнами петля.
Копья подтолкнули его в спину. Кто-то сказал сзади благожелательно:
– Это только кажется, что долго. На самом деле… раз – и все!
Услужливые дети принесли табуретку. Фарамунда заставили подняться на нее, петля раскачивалась перед лицом.
Свен стоял в сторонке, хмыкал. В толпе раздались смешки. Страж сказал раздраженно:
– Наклони голову! Как я петлю одену?
Фарамунд нагнулся. Шершавая веревка царапнула по ушам. Все это время в голове было тупое недоумение. Не верилось, что все вот так оборвется. Что табуретку выбьют из-под ног, а жесткая петля сдавит горло, в глазах потемнеет… И самое главное, самое главное: он никогда больше не увидит… Лютецию.
В груди вспыхнул жар. Нет, он не даст себя повесить. Иначе не увидит Лютецию. Надо сейчас же…
– Стойте!.. – раздался издалека крик. – Остановитесь!
Из конюшни, где по-прежнему ночевали гости, переплывшие реку, выскользнула светлая, как сон, Лютеция.
Золотые волосы убрать в косу не успела, они, как солнечная волна, блистали в хмуром ненастном дне. Кроткие синие глаза на этот раз сверкали гневом.
– Стойте! – повторила она. – Остановитесь!..
Палач вопросительно посмотрел на Свена. Тот угрюмо уставился на прекрасную гостью. В распахнутых дверях конюшни показался Тревор. В одной руке держал пустой кувшин, другой рукой с наслаждением расчесывал грудь.
–
