Гримм. Пять предложений – и весь жизненный цикл одного женского архетипа: юность, ожидание ребенка, материнство и смерть. Это трогательное, поэтичное повествование, подобно древней реке, берет свое начало где-то в глубине сказочных веков и со сказочным упорством прокладывает себе путь в наши дни. Повествование, которое неподвластно времени.
Было то в середине зимы… В воздухе кружится снег, снежинка за снежинкой, невесомые, как пух с огромного небесного лебедя. Красивое женское лицо в оконном проеме: черное грубо обтесанное дерево, а снаружи – белизна, бесконечная белизна. И женщина, молодая королева, еще не познавшая материнства, то ли видит в полусне, то ли грезит наяву: ее мысли плывут, как снежный пух, кружатся и тонут в бесконечном белом океане.
Она очнулась от укола иглы; три капли крови – три алых пятна на белоснежном покрывале. И вдруг все оживает: пятно крови, словно брошенный в воду камень, разбивающий зеркальную гладь озера, расплывается алым кругом на девственно белом снегу; расползается по застывшей картине, нарушает ее покой и влечет за собой перемены, беременность, рождение…[7]
А королева загадывает желание, повторяя его про себя, как молитву: она мечтает о младенце, белом, как снег, румяном, как кровь, и черноволосом, как дерево; она создает его в своем воображении – она шьет. Она шьет губы, алые, как кровь, – кровь девственницы; она шьет белоснежную кожу – бледную, как остывающее тело; она шьет черные, как черное дерево, волосы – черные, как жирные слои чернозема. Девочка рождается, и королева умирает.
И родила королева вскоре дочку, и была она бела, как снег, как кровь румяна, и такая черноволосая, как черное дерево, – и прозвали ее потому Белоснежкой. Сколько раз мы слышали это предложение, которому явно предназначена роль предупреждающего знака, и не остановились. Ведь согласитесь, это более чем странно: родилась девочка, которая была одинаково бела, красна и черна, но почему-то, на первый взгляд, совершенно произвольно, но на самом деле, как мы сможем убедиться далее, вполне преднамеренно красный и черный были проигнорированы, только белый цвет оказался соответствующим образу малышки. История, на которой выросли поколения, не озаглавлена как «Краснокровка» или «Черностволка», а известна всем под названием «Белоснежка».
Как же получилось, что малышка избавилась от двух из трех частей своей многоцветной личности и ухватилась за такой бледный, безжизненный цвет, как белый?
Идеальная внутренняя мать периода беременности – та самая очень-очень умная, совершенная внутренняя мать, какой все мы собираемся стать; та, которую все мы хотели бы иметь в качестве своей собственной матери; та, которая на самом деле может существовать только в пределах утопического периода увеличивающегося живота, стежок за стежком создавала в своих мечтах этакую бело-красно-черную девочку; она мечтала о трехцветной дочке.
И ее желание исполнилось.
В момент рождения еще без имени, то есть до того, как было предопределено
Подобную картину мы наблюдаем в повествовании о Психее, героине греческой мифологии: и там капли крови нарушают ленивое течение дремлющего сюжета. Ночь за ночью Психея и ее возлюбленный отдаются любовной страсти, пока Психея, случайно уколов палец об одну из стрел Амура, не наклоняется поцеловать своего таинственного мужа, и капля раскаленного масла из ее светильника капает на его плечо. Боль от ожога прогоняет сон, и разгневанный Амур убегает, тем самым вынуждая Психею отправиться в длительные и опасные поиски, в течение которых она, естественно, взрослеет, и боги в конце концов меняют гнев на милость.
