и другие. С тощим, вечно недовольным мной учителем мы давно расстались. После него у меня сменились еще два преподавателя – наглядный пример того, что требования отца к моему воспитанию становились все более жесткими. Теперь по вечерам со мной занимался суровый наставник, на чьи уроки я не осмеливался опаздывать. Это был сухопарый старик со стянутыми в хвост седыми волосами и желтыми зубами, он обучал меня тактике, логике, а также письму и правильной речи на варнийском, официальном языке нашей древней родины. К сожалению, он не задумываясь использовал в качестве дополнительного аргумента очень гибкую линейку, которую, казалось, никогда не выпускал из рук. К тому же питался мастер Рортон, по-видимому, в основном чесноком и перцем, и его зловонное дыхание сводило с ума, когда я, сгорбившись, сидел за столом и аккуратнейшим образом выводил заданный урок, а он наблюдал за каждым движением моего пера, стоя у меня за спиной.
Днем своими знаниями и опытом со мной делился мастер Лейбсен, мрачный тип, приехавший к нам из далеких западных земель, он преподавал мне теорию и практику владения оружием. Я уже вполне прилично стрелял из пистолета и мушкета, стоя на земле и из седла. Он объяснял мне, как следует отмерять порох на глаз так же точно, как другие делают это при помощи весов, как самостоятельно отливать пули, поддерживать оружие в порядке и чинить его. Разумеется, мы тренировались, используя свинцовые пули. Более дорогие, железные, при помощи которых мы одержали победу над жителями равнин, естественно, отливали опытные кузнецы. Мой отец не видел необходимости тратить их на стрельбу по мишеням. Мастер Лейбсен научил меня также борьбе, боксу, владению палкой, фехтованию и, втайне от всех, после моих многочисленных просьб, метанию ножей и рукопашному бою кинжалом. Уроки Лейбсена я любил почти так же сильно, как ненавидел казавшиеся мне бесконечными вечерние занятия с мастером Рортоном с его вонью изо рта.
Весной того года, когда мне исполнилось шестнадцать, к нам приехал еще один учитель. Он пробыл у нас недолго, но запомнился мне больше остальных. Он поставил свой маленький шатер в низине у реки и ни разу не приблизился к нашему дому. Моя мать пришла бы в ужас и почувствовала себя оскорбленной, если бы узнала о том, что он находится менее чем в двух милях от ее юных дочерей, поскольку он был дикарем с равнин и исконным врагом моего отца.
В тот день, когда в мою жизнь вошел Девара, я, ничего не подозревая, выехал из дома вместе с отцом и сержантом Дюрилом. Отец время от времени приглашал нас на утренний объезд своих владений, и я решил, что так будет и на этот раз. Подобные прогулки всегда доставляли мне большое удовольствие. Мы никуда не торопились, останавливались, чтобы перекусить с кем-нибудь из отцовских воинов, заходили в дома и шатры, чтобы побеседовать с пастухами и садовниками. Я не взял с собой ничего лишнего, кроме того, что обычно может понадобиться во время неспешной прогулки верхом. Поскольку день выдался теплый, я не надел теплый плащ и остался в легкой куртке и широкополой шляпе, защищавшей от солнца. В той
