косяк.
Волна качнулась в ее сторону.
– Кэрол?
Деревья и кусты в саду задрожали, пчелы попадали в траву. Даже статуи, стоящие в саду тут и там, задвигались, яростно топая ногами по земле.
– Кэрол!
Волна накатила на ее ноги, поглотила туфли, поползла вверх по одежде.
– Черт побери, Фарра! Оно пришло! Эта рябь…
И Кэрол упала. Крик Фарры был последним, что Кэрол Эверс услышала на пути в Воющий город.
Воющий город
Падаю…
Падаю…
Падаю…
Ветер подхватил ее и бросил в непроглядную темноту.
Кэрол сохранила в памяти живую картинку – порог двери, ведущей в сад, ударил ее, после чего – ощущение падения. Она хорошо помнила это ощущение. Когда она была маленькой девочкой, именно оно пугало ее больше всего. Теперь же она старалась следовать совету матери, который та дала тридцать лет назад.
– Представь, что ты летишь, – говорила Хэтти. – Это же приятно, верно? Не то что падение.
Джон Боуи выдал более абстрактную сентенцию:
– Если принять падение за нечто нормальное, оно в самом себе обретет опору.
Но, говоря это, он был пьян. И он никогда не был в Воющем городе.
Все напрасно, – подумала Кэрол, – Воющий город похож на смерть, а смерть напоминает Воющий город.
Ощущение падения, как это бывало всегда, продлится ровно до момента пробуждения. Именно тогда ноги ее нащупают твердую почву, глаза откроются, сердце станет биться в обычном ритме, уста разомкнутся, и она сможет говорить. Но до этого пройдет немало времени.
Дуайт – единственный, кто знает…
В этом состоянии слова и мысли неразличимы. Мысли звучат так же громко, как голоса. Но последняя мысль не вполне соответствовала действительности. Джеймс Мокси тоже знал о состояниях Кэрол. Именно поэтому он тогда убежал от нее. Хотя что проку от того, что ему все известно? Как этот человек, оставшийся в ее прошлом, узнает, что она в беде – если она действительно в беде?
Перестань беспокоиться, прошу тебя. Через несколько дней все закончится. Как обычно.
Кэрол слышала звук затрудненного дыхания, хриплого, с посвистом. По словам Хэтти – ее собственного дыхания. Весь сегодняшний день этот звук – как бы издалека – сопровождал ее. Теперь он вырос, укрепился, определенно став насыщенным. Это как с черным цветом; он гораздо более черен, чем память о нем, – словно ребенок взял лист бумаги и закрасил его, не оставив ни единого свободного пятнышка.
Черным…
Кэрол вспомнила выражение лица Фарры в тот момент, когда ее настигла первая волна ряби, – предчувствие тайны, которой с ней вот-вот поделятся, было написано на лице горничной. За то время, пока Фарра работала у Эверсов, Кэрол впадала в кому дважды, и каждый раз Дуайт устраивал так, что никто не мог входить в спальню к заболевшей хозяйке. Но, каким бы хорошим человеком в глазах прислуги Дуайт ни был, людей смущало то, что он не приглашал к
