принадлежат к племени бабэ.
Мы очень легко выменивали сахарный тростник, кукурузу и табак на старые коробки от сардинок, патронов, сгущенного молока и варенья. За курицу мы давали бумажный платок. Они показывали нам коз, но продавать их отказывались; козы составляют здесь, кажется, исключительно собственность вождей племени. По части тканей им только и понравились бумажные материи ярко-красного цвета. Мы видели в их руках медные монеты, а на дне одного челнока заметили обломок шпаги длиной 22 см такого образца, какие носят пехотные офицеры. Интересно бы узнать историю этой шпаги и проследить, через сколько рук она прошла, с тех пор как вышла из оружейного завода в Бирмингеме. Нет сомнения, что так или иначе соседи здешних дикарей имели сношения с суданцами. Но наше незнание местного языка и крайняя пугливость наших новых приятелей ограничили наши разговоры несколькими знаками приветственного и торгового характера.
Нравы и одежда здешних жителей мало отличаются от таковых племен, населяющих область верхнего Конго. Головной убор состоит из сплетенных прутьев, украшенных перьями красного попугая, или представляет шапочку из обезьяньей шкурки серого или черного цвета с висящим позади хвостом. Украшения на шее, на руках и вокруг щиколотки большей частью из гладкого железа, реже медные, из латуни совсем не встречаются. «Сэнненэ» выражает у них дружелюбное приветствие, так же как в Маньема[9], Урегга и Уссонгора, за Стенлеевыми порогами. Очень изящны их весла, имеющие форму продолговатого листка и тонко отделанные.
Цвет кожи бабэ скорее желтый, нежели черный. Когда видишь толпу бабэ на противоположном берегу, то их трудно отличить от красноватой почвы, что зависит, впрочем, и от кампешевого порошка, который они мешают с маслом и употребляют для украшения своего тела; но отчасти этот светлый оттенок определяется и тем, что они живут в тени. Бакуля никогда не натирался этим порошком, а кожа у него гораздо светлее, чем у большинства наших занзибарцев.
24-го авангард, под предводительством Джефсона, сделал великолепный переход в 14 км, на протяжении которых они прошли через 17 потоков и заливов.
В этот день с Джефсоном было два приключения. Шел он весело и бодро вперед, согласно побуждению своей прямолинейной натуры, и, направляя пионеров, шагал через колючие джунгли, не опасаясь уколоться или порвать свое платье, как вдруг провалился и исчез в слоновой яме, как могло бы случиться и с юным толстокожим, которое, резвясь и играя, пролагало бы себе путь через лес, давя, ломая и сокрушая на ходу бамбуки и древесные побеги, и вдруг исчезло бы из глаз своей заботливой мамаши. К счастью, Джефсон очень ловок; он так хорошо вывернулся и так быстро подоспели к нему на помощь, что это падение не причинило ему никакого вреда.
Это приключение только позабавило нас в лагере, и сам Джефсон охотно над ним смеялся.
Пустившись снова по лесу впереди всех, он внезапно очутился лицом к лицу с туземцем высокого
Маньема – многочисленное племя банту, населявшее среднее течение Луалабы, – первым попало под удар арабов-работорговцев. Значительную часть маньемов истребили, а мальчиков этого племени арабы оставляли при себе, воспитывая из них… охотников за рабами и слоновой костью.
