сценографии. Некоторые друзья, видевшие это представление, сказали, что мое появление на этой огромной фантастической сцене, освещенной разноцветными прожекторами, в то время как сильный ветер поднимал и шевелил вуали моего платья, произвело незабываемое впечатление.
Лина Кавальери в сценическом костюме, 1900-е годы
Когда стихли последние такты оперы и публика разошлась, артисты собрались, чтобы обсудить и оценить выступление, и все вместе должны были признать, что успех был необыкновенным. Успех спектакля был обусловлен чудом древней сцены, вызывавшей воспоминания, и гармонией театра.
«Мефистофель» был повторен тем же составом в Монте-Карло, но это было уже не то. Очевидно, не хватало того, что мы все чувствовали в Оранже. Отсутствовала атмосфера древнего греческого театра, которая пронизывала наши души.
Глава XIV. Первое путешествие в Америку
После многих отступлений возвращаюсь к хронологической последовательности фактов и событий моей жизни. Успехи на оперной сцене привели меня в вожделенный Нью-Йорк. «Метрополитенопера» – цель, к которой стремятся все творческие люди. Передо мною открылся совершенно новый мир, совершенно новый стиль работы. Как я уже писала, постоянным препятствием в моем творчестве была красота, так что и здесь она сыграла свою роль. Но все по порядку.
Я села в Гавре на великолепный океанический лайнер в сопровождении моего брата Ореста и верной швейцарской экономки Антониетты Чаппа, которая уже более пятнадцати лет разделяла со мною и горести, и радости. За это выражаю ей глубочайшую признательность и благодарность. Морские путешествия всегда были для меня настоящей пыткой, но на этот раз мои мучения усугубились серьезным беспокойством: уезжая, я оставила отца больным. Несмотря на заверения врачей, мне было неспокойно. Лежа в своей каюте в темноте, чтобы как можно меньше ощущать последствия морской болезни, я все время видела образ отца перед глазами, так как всегда испытывала к нему огромную любовь и привязанность. Однажды ночью, посреди Атлантики, я проснулась от кошмара. Я всегда буду помнить это странное явление, которое к тому же было не первое и не последнее в моей жизни. Сильный голос повторял мне: «Папа мертв! Папа мертв!» Я вскочила с кровати, зажгла свет и позвонила Антониетте. Они с Орестом пришли в мою каюту и пытались успокоить меня, но тщетно. Я посмотрела на часы: было три часа ночи. Через некоторое время я успокоилась, но, несмотря на заверения моего брата об обратном, я была уверена, что отца больше нет. В порту Нью-Йорка нас ожидала телеграмма со страшной вестью, подтвердив час смерти.
На берегу на нас буквально напала толпа журналистов и репортеров. Как бы я ни была уничтожена горем и мыслью о невозможности улететь, чтобы обнять своего отца в последний раз, я должна была улыбаться и отвечать на многочисленные вопросы, что вызвало большое уважение у моего импресарио. Это была самая мерзкая роль, какую я когда-либо играла.
Лина Кавальери. Открытка
