успешность нашего дальнейшего движения к Хара-Хото. Сами же тем временем занялись наблюдением весеннего пролета и весенней жизни птиц, проходившей одинаково оживленно как на Сого-норе, так и на более близком, отмеченном выше, скрытом в камыше озерке. Последнее своей кипучей жизнью оживило и нас. Я всегда с большим удовольствием посещал это озерко, оно будило во мне лучшие воспоминания моего самого первого путешествия в общении с незабвенным Пржевальским и невольно переносило на берега Лобнора.
Как бывало на Лобноре, так и здесь, бредешь тихонько по камышу; среди однообразной тишины слышится какое-то жужжание, временами переходящее в шум или гул. Это ликуют птицы. Иногда ясно и раздельно доносятся возбужденные голоса уток. На горизонте везде трепещут и колышатся живые линии пернатых странников – то темные, то серебристо-белые, то сероватые. Изредка раздаются благозвучные музыкальные ноты, создающиеся лебединым полетом и неописуемо чарующие слух. Вот, наконец, с вершины холма открылась поверхность воды. Словно хлопья снега, вьются в воздухе черноголовые чайки (Chroicocephalus riclibundus [Larus ridibundus]). Всюду пестрят всевозможных оттенков утки, нырки, светлые крохали, темные бакланы; кулики совершенно отсутствуют, только одна пигалица-чибис с пиканьем носится своим шатающимся полетом. Многие гуси лежат, иные беззаботно стоят или ходят и кормятся. Подле гусей спокойно плавают лебеди, ловко полуныряя за пищей, словно утки. Насколько хватает вооруженный биноклем глаз – всюду бесконечное количество плавающих пернатых.
Выстрел всегда вызывает невообразимый переполох. Шум и крики удваиваются, а то и утраиваются; воздух темнеет и буквально кишит тучами испуганных прилетных гостей, несущихся по всем направлениям. Над убитой подругой долго вьются сотни других родственных ей птиц. Но вот солнце постепенно склоняется к горизонту, оживление на озере пропадает, лишь вблизи слышится мелодичное трещание камышовой стренатки и тонко-серебристая трель усатой синицы (Panurus biarmicus russicus). Вдали вьются коршуны, а вблизи описывает широкие круги орлан-белохвост. Там, над мелким камышом, плавно, беззвучно, словно дозором, пролетает коричневый лунь. Где-то глухо гукнет выпь, и опять все тихо.
Медленно возвращаешься на бивак, где уже весело горит костер и собравшиеся к огоньку товарищи оживленно рассказывают друг другу об экскурсиях и переживаниях весеннего дня.
В общем могу сказать, что юго-восточная часть Сого-нора, его темно-голубые полыньи, высокий камыш, скрытые в нем более мелкие озерки, обилие пернатых странников, пролетавших вереницами над серым запыленным горизонтом и положительно заглушавших своим всевозможным криком ближайшую окрестность, – все это вместе действительно живо напоминало мне весну, проведенную с экспедицией Н. М. Пржевальского на берегах Лобнора. Как тогда, так и теперь меня поражало то необычайное оживление, которое вносилось птичьим базаром. И там, и здесь меня одинаково притягивал к себе этот базар и заставлял целыми часами смотреть, любоваться на него. Глазам не верилось, что по соседству
