посмотрела на иглу и подумала, что сказала бы мама. В следующую секунду она пожала плечами. На губах заиграла улыбка. Ее не интересует, что скажет мама, только что скажет Дядюшка Спаситель, а он говорит, что кровь – это жизнь. Кроме того, ей любопытно, а если она не захочет, то никто и не узнает.
Любовь подняла голову и сердито посмотрела на коров. Они пялились в ответ своими тупыми, невыразительными глазами. Их она тоже не боится. Она ничего не боится.
В сердце зашевелилось предвкушение, словно разрубленный пополам червяк.
Солнце вырвалось из-за темного облака, и острый луч света упал на кроваво-красные лепестки. Пчелы, кажется, немного успокоились, словно решив, что она ничего не сделает. Словно она просто маленькая девочка, которая слишком боится делать что-то плохое. Но ей почти семь лет, и она видела то, чего не видели другие девочки, и она не отвернулась, не заплакала, не закричала и не сделала ничего другого. Она была спокойна, совсем как Дядюшка Спаситель.
Она наклонила банку к пчеле поменьше. Та сидела на мохнатой серединке цветка, слишком занятая сбором пыльцы, чтобы заметить стеклянную ловушку за спиной.
Любовь положила иголку на бедро и взяла крышку. Держа банку около пчелы, другой рукой она поднесла крышку к самым кровавым лепесткам цветка. Держа банку в левой руке слева от цветка, а крышку в правой справа, она пристально смотрела на пчелу, почти желая, чтобы та заметила и улетела, чтобы не была такой глупой. Но пчела не заметила и не улетела. Скорее наоборот, она еще сильнее сосредоточилась на своем деле. Безмозглая рабочая пчела, работающая на свою умную, сильную королеву.
В голове стучало сильнее, сердце билось чаще. Любовь зажала язык между зубами, задержала дыхание и – хлоп! – прижала крышку к банке, поймав пчелу внутри. Ее товарка моментально пришла в неистовство, зажужжала и заметалась во всех направлениях, но Любовь смотрела только на свою добычу.
Пчела в банке сходила с ума, жужжала так громко, что Любовь едва терпела. Она снова и снова билась о стекло, словно пыталась убить себя. Любовь зачарованно смотрела, как пчела упала в каплю джема размером с ноготь, оставшуюся около горлышка банки, и прилипла. Тонкие лапки увязли в клейком джеме, как сапоги в грязи. Пчела жужжала все громче, как и ее подруга. Любовь наклонилась ближе, задевая стекло ресницами. Пчела стопроцентно влипла, но не сдавалась. Любови это понравилось.
Она отвернула крышку и положила на траву возле своих коленей, затем большим и указательным пальцем взяла иглу. Наклонив горлышко банки к своему лицу, она приподняла банку и поднесла иглу к попавшейся пчеле, которая изо всех сил боролась, но никак не могла освободиться из липкой ловушки. Но тем не менее ее жужжание продолжалось, все громче и громче, отчего голова Любови раскалывалась все сильнее. Пчелу заменило папино лицо, и Любовь расположила острие иглы в миллиметре от мохнатой пчелиной спинки. Ее переполняло любопытство, смешанное с непонятной потребностью. Сосредоточенно нахмурившись,
