понимаешь, что я имею в виду– Соболезную.
– Спасибо. Спасибо большое.
Отец был заядлым болельщиком и всегда говорил, что главное – болеть, желательно сообща, а кто победит не так важно. И вот его мечта сбылась. Все со-болезнуют. Никто не побеждает.
Мы стоим с моей мамой Сейей, сестрой Хенной и ее мужем Эсой под палящими лучами солнца перед входом в церковь и принимаем соболезнования. Отец взял да умер без предупреждения. Сердце подвело. На похоронах должны присутствовать самые близкие и любимые. И даже о них я ничего толком не знаю. Так как же, спрашивается, мне построить близкие отношения с какой-нибудь совершенно незнакомой женщиной?
Ну вот, к примеру, моя подружка Йенни. Она на похороны идти не захотела. Видимо, наши отношения еще не достигли похоронного уровня. Ну а какого достигли – крестильного, помолвочного, свадебного? Вряд ли. Мы вместе ездили в Париж, однажды были на новоселье и ходили в хозяйственный магазин. Однако до похорон нам еще далеко.
Из-за отказа Йенни пойти со мной на похороны отца, я стою перед собравшимися родственниками в одиночестве. В глазах каждого из них читается одно и то же: экий бедолага, неужели он до сих пор не сумел найти себе девушку? Что тут возразить – в моем возрасте у человека уже должна быть семья.
Ко мне подходит какой-то родственник со скорбным выражением на лице, кладет руку на плечо, а другой рукой крепко сжимает мою ладонь.
– Соболезную.
– Спасибо.
– Ваш отец был хорошим человеком. Держитесь.
– Держимся, держимся.
Один за другим текут в неспешном потоке смутно знакомые, опечаленные лица.
– Твой отец был прекрасным человеком.
Почему же он так ловко скрывал это от нас? В первую очередь, от мамы. Если уж он был таким расчудесным, то за сорок лет мог бы раскрыться перед нами. Почему-то его замечательные качества были сразу заметны посторонним, но с близкого расстояния отец вовсе к себе не располагал. Конечно, он не был и монстром, но мог бы хоть раз дать нам понять, что мы, в общем-то, не самые плохие на свете люди.
Я безразлично киваю другому родственнику, который нахваливает моего отца. Боковым зрением стараюсь следить за состоянием мамы. Похоже, напрасно беспокоюсь. Если уж она на протяжении десятков лет выдерживала брак с таким человеком, каким был мой отец, то выдержит и одни похороны. Мама впервые в центре внимания. Теперь она вдова, все взгляды обращены на нее. Всю жизнь мама старалась быть незаметной. Когда приходили гости, она перекусывала в уголке на кухне. Только следила за тем, чтобы всем было хорошо и тарелки не пустели. А теперь она в роли человека, у которого спрашивают: «Ну как ты?»
Вот последние провожающие устроились на деревянной церковной скамье. Они сидят подчеркнуто молча и листают Псалтирь. Ищут псалмы, номера которых написаны на доске перед алтарем, пробегают глазами – знакомы ли им эти строки? Там про ангела, как он ведет младенца домой через лесную чащу. Любимый псалом отца. Его душа с нами. Он и был таким – человеком, бредущим через земные кущи не разбирая пути.
Мы идем по центральному проходу мимо пришедших проститься, направляемся к пустым местам в первом ряду. За нами сидят родственники, друзья и соседи в каком-то подсознательно определенном порядке родства и близости. Сосед приоритетнее дальнего родственника, но дальний родственник ближе приятеля-болельщика или коллеги.
Священник говорит, что Мартин верил в труд, справедливость и Бога. Наверное, так и было. Но назиданий отец не любил. Хотя мама иногда все-таки решалась тихонько сказать ему, что не стоит так много курить. И есть столько масла.
Мартин всегда думал, прежде всего, о других, продолжает священник. Ну, это уже полная чепуха. Матери он определил место в углу на кухне, а нам не уставал бесконечно ставить в пример соседских детей. И откуда только у пастора такие точные сведения о каждом своем прихожанине? Наверное, священникам остается полагаться на интуицию, когда они произносят торжественные речи, и надеяться, что догадки попадут в цель. В их положении – плохой тон критиковать покойника. Возлюби ближнего своего…
Странно, но я как-то ничего не чувствую. А должен бы… Даже «Траурный марш» не может пробиться сквозь мою защитную скорлупу. В нашей жизни бывают дела и более грустные, чем смерть отца. Пожалуй, что так. Мне уже скоро сорок. И никаким потомкам пока что как-то неоткуда взяться. День похорон легче пережить со своей семьей. Дети дают ощущение продолжения. Хотя это продолжение – все равно жизнь, которая когда-то закончится.
Мы опускаем венок на белый гроб. Мама почтила память отца, выбрав не самый дешевый, а чуть подороже. Отец не уставал повторять: никогда не покупай самое дешевое. Бери следующее по цене. Никогда не будь
Из композиции «Святой ныряльщик» американского рок-музыканта
