объяснение картины мира.
– Например?
– Например, то существо, ради которого вы сюда приехали и задаете людям вопросы.
– Так вы тоже считаете его оборотнем? – осторожно спросила я.
– Слово «оборотень» я стараюсь не употреблять, а вот термин «мутация» меня бы удовлетворил.
– Мутация? – осторожно переспросила я. После телебоевиков слово «мутант» для меня было не более научным, чем «оборотень».
– Именно. Мы с вами находимся в районе повышенной мутации. Генетические отклонения замечали здесь еще в древности. Несколько лет назад я занимался этим вопросом и изучил все доступные мне документы. К сожалению, их немного, но они позволяют сделать совершенно определенный вывод: мы живем в аномальной зоне.
– И в чем это проявляется?
По лицу Сергея Анатольевича я поняла, что он готовится преподнести мне сюрприз. Так оно и вышло.
– Вы хорошо рассмотрели то милое животное, что расположилось у вас на коленях? – спросил он меня с таким видом, будто это было ядовитое насекомое.
– Багиру?
Сергей Анатольевич с энтузиазмом кивнул головой.
– Вроде бы, – пожала я плечами.
– А теперь посмотрите на ее лапы, – ехидно предложил он.
Я не знала, что он затевает, но к неудовольствию животного приподняла его в воздух и посмотрела на лапы.
Лапы, с моей точки зрения, были самые обычные, о чем я и сообщила своему собеседнику.
– Вы в этом уверены? – хитро прищурился он.
– Вроде бы, – с сомнением ответила я, и все происходящее напомнило мне дурной сон.
– В таком случае, – с видом победителя снова улыбнулся Сергей Анатольевич, – посчитайте коготочки на ее передних лапах.
Убей меня бог, если я знаю, сколько должно быть «коготочков» на кошачьих лапах, но мне ничего не оставалось, как выполнить это странное требование.
Я вновь взяла кошку на руки и посмотрела на одну из передних лап. На ней оказалось… два длинных загнутых когтя.
Я догадалась, что у нормальной кошки их должно быть по меньшей мере в два раза больше. И торжествующий взгляд хозяина подтвердил мне это.
– По-вашему, это кошачья лапа? – задал он странный, с моей точки зрения, вопрос.
– А по-вашему, что это такое? – теряя терпение, со злостью спросила я.
Но Сергей Анатольевич не обратил на это никакого внимания.
– По-моему, Юленька, это клешня, – серьезно ответил он.
И от того, как он это произнес, и от самого этого неуместного по отношению к кошке слова – волосы на моей голове зашевелились.
– Клешня? – переспросила я с отвращением.
Мне хотелось сбросить с себя этого мурлыкающего монстра, как омерзительное насекомое, несмотря на всю мою любовь к кошкам и на то, что незадолго до этого я испытывала по отношению к нему почти родственные чувства.
Видимо,
