у него на руках, она достала телефон и сфотографировала их обоих, чтобы каждый раз, глядя на фотографию, испытывать хоть одну сотую того невероятного счастья, что захлестнуло её, когда любимый приехал. Но сейчас она смотрела на фото, и сердце предательски молчало. Наконец, она решилась.
– Алло. Можешь не начинать, я знаю, что была не права, я прошу у тебя прощения. Да. Больше не буду. Блин, я же сказала, не начинай, я не хочу опять ссориться по этому поводу! Я не ору на тебя, успокойся. Нет, я здесь одна, нас никто не слышит. Потому что появились кое-какие дела. Зачем тебе знать? Лучше расскажи, что произошло у тебя, – и Маша надолго замолчала, слушая этот спокойный красивый голос, говоривший ей о вещах, бесконечно от неё далёких, и потому не вполне интересных. Время от времени она переспрашивала отдельные непонятные слова, хмыкала, когда ОН пытался шутить, в чём-то поддакивала, – в общем, старалась показать участие. Все его подобные рассказы обычно заканчивались словами «Что мы всё обо мне да обо мне?», и тогда она пересказывала последние сплетни из универа, жаловалась ему на свою фигуру – ей всё казалось, что она толстая, – сетовала на низкую зарплату и безденежье, перечисляла всех, кто с ней заигрывал за последнее время, убеждая, впрочем, что кроме него ей никто не нужен. Ещё они очень много говорили о сексе. Когда ты надолго и вынужденно чего-то лишён, на ум не приходит ничего иного, кроме как обсуждать это до посинения. Но теперь ей вдруг всё это опротивело. Стоило ему начать очередной свой радужный рассказ о какой-то маленькой, но приятной победе, к горлу подкатил ком. Нет, она не завидовала, хотя и замечала за собою порой это чувство, просто это всё больше стало напоминать ей какую-то пошлую драму на фоне картонных декораций, грубо размалёванных для прогорающего театра.
– Знаешь, – вдруг перебила она его на середине предложения, – мне сегодня приснился сон. Я уже не раз говорила, какие яркие мне обычно снятся сны. И в этом тоже всё было почти что как в жизни. Мне приснилось, что на нас напали фашисты, как в сорок первом. В какой-то момент рано утром началась бомбёжка, весь город встал на уши, люди носились по улицам и кричали, а над самыми крышами домов пролетали бомбардировщики и сбрасывали снаряды. Бомбы падали, дома тряслись от страшных взрывов, во все стороны летели ошмётки кирпича и бетона, осколки стекла, облака пыли поднимались до неба, повсюду что-то горело. Я бежала сквозь дым и пепел к своему дому, где, я точно знала, была вся моя родня – родители, тётя с дядей, бабушка с дедушкой, младший брат и даже лучшая подруга. Я была почему-то на сто процентов уверена, что стоит мне попасть домой, и всё наладится, я смогу их всех защитить, но когда я уже подбегала к подъезду, прямо в окна нашей квартиры угодила здоровенная бомба. Взрыв во сне был такой силы, что я упала на землю и потеряла сознание, а когда пришла в себя, на месте моего дома была лишь груда обломков, ничего больше. Подожди, не перебивай меня, пожалуйста, дослушай до конца. И я стою такая, смотрю в шоке на эту гору
