а иногда даже отдавались прямо на лавке трактира. Вот тогда-то и появлялись вербовщики рекрутов для королевской армии и начинали уговаривать молодого человека:
– Хочешь ли ты отправиться в страну, где много красивых девушек? Туда, где золото гребут лопатой?
Простак утвердительно кивал головой.
– Отлично! Я могу тебе помочь: это чудесное местечко находится во Фландрии…
И в конце концов между двумя пинтами вина вербовщик заставлял молодого человека подписать уже почти готовый контракт, а час спустя несчастный парень выходил, пошатываясь, из трактира уже с кокардой на головном уборе.
Он только что стал солдатом армии Его Величества.
В конце апреля все рекруты, завербованные насильно или пришедшие в армию по доброй воле, находились уже под Турнейэмом, куда вскоре и прибыл король в сопровождении дофина.
На этот раз Людовик XV не повторил ошибку, совершенную им в прошлом году, когда его фавориткой была мадам Шатору: он оставил свою новую любовницу в Этиоле. Там она и узнала о победе, одержанной под Фонтенуа, из письма, опечатанного личной печатью короля с галантным девизом: «Сдержанность и верность».
По возвращении короля в Париж, все более чувствуя свою власть, фаворитка повела себя, по мнению придворных, самым возмутительным образом.
«Мадам Помпадур, – писал герцог Ришелье, – потребовала на правах любовницы того, что мадам Ментенон получила как незаконная супруга… В рукописях Сен-Симона она прочитала, что мадам Ментенон едва приподнималась с кресла при появлении наследника престола или брата короля и принимала у себя принцев и принцесс лишь тогда, когда ее просили об этом заранее, или же тогда, когда хотела их отчитать за какую-либо провинность. Мадам Помпадур полностью переняла этот этикет и позволила себе совершенно бесцеремонно обходиться с принцами крови. Придворные терпели ее капризы с подобострастием, за исключением принца Конти, весьма холодно с ней говорившего, и дофина, не скрывавшего к ней своего презрения.
Действительно, и дофин и его сестра называли мадам Помпадур не иначе как госпожой шлюхой, чем вызывали нарекания со стороны д’Аржансона, считавшего неподобающе слышать такие слова из уст хорошо воспитанных детей»50.
Весь двор высмеивал манеры выскочки из низов. «При дворе только и говорят, – писал д’Аржансон, – о простонародной и неграмотной речи маркизы, пользующейся абсолютной властью и исполняющей фактически обязанности премьер-министра, возлагавшиеся раньше на кардинала. Как-то раз, прощаясь с послом, она сказала ему: “Продолжайте в том же духе, я очень вами довольна. Знайте, что я уже давно испытываю к вам самые дружеские чувства”. Мадам Помпадур не задумываясь высказывает свое мнение по любому государственному вопросу, принимает важные решения, управляет королевскими министрами, словно своими подчиненными. Но самым прискорбным является то, что начальник полиции Беррьо сообщает этой даме обо всем, что происходит
