сел в кресло. Через некоторое время в туловище что-то заклокотало, загремело: то, что должно было случиться, начало происходить и заявляло о себе в полную силу. «О, радость! О, победа!»
О, час свершившихся надежд! О, праздник вожделенья!
В четверг открыли сезон дождей. Облака шли на Запад. Ильич сморкался и смахивал слезу. Калинин кашлял. Сталин подходил к каждому и застегивал одежду до самой верхней пуговицы. Дети молчали. Крупская время от времени то поднимала руки, то опускала.
Наконец на горизонте появилось то самое облако. Буденный не выдержал и ударил себя по щекам. Железный Феликс расслабился и заскулил от восторга. Ильич от возбуждения подпрыгнул и закричал фальцетом:
– Ждали-то сколько, сколько ждали. Всем теперь будет – и солененькое и сладкое! – И, сняв кепку, пустился в пляс…
Ильич завернул за угол и разрыдался. Исчез кумачовый стяг! Тот самый, который он вместе с братом Сашей отмывал в Волге от пятен белогвардейской крови.
…Ильич рыдал, и лицо его постепенно покрывалось пятнами. Мимо проходящая барышня посмотрела на Ильича и подумала: «Неужто это пятнистый олень?» И, убедившись, что это так, пошла дальше.
А был еще один случай, когда Ильич своей силой спас, можно сказать, историческую ситуацию.
Дело было в 1920 году. К юбилею Энгельса решили поставить ему монумент. Ну, как полагается, заказали, скульптор сделал, и теперь надо этот самый монумент открывать. А кому поручить это сверхважное дело? Конечно же, Ильичу!
Ну вот, в день открытия собрался вокруг монумента народ, стоит, волнуется. Тут подъезжает Ильич с Дзержинским и другими ответственными лицами. Прошли к монументу. Дзержинский кашлянул и дернул за веревочку. С монумента стало сползать покрывало. Народ задвигался. Ильич уже подвинулся ближе, чтобы произнести историческую речь, но вдруг увидел, что памятник покачнулся и стал падать куда-то вбок. Народ ахнул и оцепенел от ужаса. Что будет???
Но великий Ильич не растерялся и проявил героическую находчивость – он подскочил к монументу и уперся руками в падающую громадину. Могучие руки Ильича медленно, но верно, вернули монумент на старое место. Народ возликовал! А Ильич отошел, как ни в чем не бывало, и только пыль с пиджака стряхнул. Потом закурил и с хитрецой посмотрел на Дзержинского: «Что, Феликс Эдмундович? Есть еще порох в пороховницах?» Феликс Эдмундович смутился и… потерял сознание. Ну, Дзержинскому дали понюхать нашатырь, и он быстро пришел в себя.
– Что с вами, голубчик? – участливо спросил Ильич.
– Простите, Владимир Ильич, не ожидал! Вы, оказывается, такой сильный!
Ленин перешел на скороговорку:
– Ну, Феликс Эдмундович, в борьбе с мировой буржуазией и меньшевистской сволочью слабаком быть нельзя! – И Ильич сжал пальцы в мощный кулак.
Вот такая история была, из которой видно, что великий Ильич был не только умнее всех на свете, но и богатырем, могущем сокрушить врага одним ударом!
Вот так-то, дорогие товарищи!
А вот
