успевали наполнять кубки и разносить блюда со всевозможной снедью. Для горожан повара жарили прямо на огне улицах огромные туши, проворачивали ручку и срезали громадными острыми ножами ароматное мясо для любого желающего; были установлены телеги с выпечкой, фруктами, закусками. Повсюду радостно галдели амриткарцы, выкрикивали поздравления в честь новобрачных. Из центра города к окраинам и, пожалуй, до самой пустыни разносились песни и звуки барабанов. Ветер развевал флаги, играл полотнищами, трепал праздничные ленты на башнях.
В роскошном белом платье, украшенном цветами, я сидела во главе торжества с моим новоявленным мужем, рыжим красавцем Дезмондом, то и дело принимая поздравления и ловя восторженные взгляды. И не могла поверить, что всё это происходит со мной: я – невеста, точнее, жена… Не верилось и в то, что я могу беспрепятственно пользоваться даром творческой магии и не бояться ареста, рождать иллюзии и не скрываться; быть собой и срывать уважительные улыбки! Однако брачные браслеты, усыпанные рубинами, и тяжёлое ожерелье на шее сдавливали кожу. Я была свободна, но чувствовала себя в кандалах. Внутри что-то сдавливало всё сильнее и сильнее, будто пружина, и требовало выхода. Нет, не так чувствует себя счастливая невеста!
В центре, где недавно танцевали мы с Дезмондом, начали отплясывать едва одетые девушки. Красиво, динамично и довольно откровенно, могулы заулюлюкали. Я старалась не смотреть туда, где сидел мой бывший опекун, и всё-таки взглянула. Его там не было. Ушёл? И хорошо!
Сердце вновь защемило. Я велела себе успокоиться. Воспользовавшись моментом, когда мама Таббат, наконец, отвлеклась от нас и принялась что-то зычно доказывать наместнику, я взглянула на дары на подносе и сказала Дезмонду:
– Ты обещал мне желание, помнишь?
– Чего ты хочешь, детка? – с любопытством сверкнул слегка хмельным глазом Дезмонд. – Чтобы я не называл тебя «детка»?
– Это, кажется, бесполезно.
Он расхохотался:
– Вот видишь, мы с тобой женаты всего ничего, а ты уже меня знаешь!
Я показала на подарки и произнесла:
– Я хочу денег.
– О, дорогая, ты заговорила на языке могулов? И сколько тебе дать? На что ты положила глаз? Мне не жалко, проси!
– Шестьсот аэрхов, – сказала я. – Эту сумму я украла при побеге у Лэйнара Раммы. Не хочу быть ему должна.
– Хо-хо, не удивительно, что он кинулся тебя искать с таким рвением! – подмигнул Дезмонд. – За штраф, который мне выплатил, а это на сотню меньше, он чуть не задушился! Видела бы ты его лицо в суде!
– А за что он заплатил тебе штраф? – удивилась я и внутренне насторожилась: жадность, это не о Лэйнаре.
– За то, что накинулся на неприкосновенного дипломата, помешал отдыху.
– Меня преследует и тебя преследовал! Понимаю твои чувства. А когда это случилось? Наверное, давным-давно? – заметила я и оторвала ягоду с грозди, похожей на виноград.
– Зачем давно? В день, когда ты пропала, – ответил Дезмонд, запивая собственное довольство вином.
– И в чём он тебя обвинил? Просто любопытно.
– В том, что я тебя похитил. Ответственный опекун, – хмыкнул Дезмонд. – Хотя в чём-то он был прав. В итоге…
– Да, – натянуто улыбнулась я, а внутри меня закружилась буря подозрений.
– Тебя что-то смущает?
– Ничего. Я просто хочу вернуть эти деньги.
Дезмонд поморщился.
– С Раммы не убудет. Он из одной из самых богатых семей Аэранха.
Я указала рукой на золото и камни.
– А разве я не жена одного из самых богатых могулов теперь?
Дезмонд с хитринкой взглянул и произнёс мне на ухо, обжигая дыханием:
– Ну, пока и не совсем жена… Но я клятве верен, ты попросила, и я ему отдам.
– Нет, я взяла и отдать должна сама! – возразила я и потянулась к подносу.
Дезмонд перехватил мою руку и прорычал в самое ухо:
– Имей в виду, дорогая: твои желания я выполняю, но дела решаю сам. В том числе и те, которые способны превратиться в проблемы. Сказал отдам? Значит, отдам. Без тебя!
Я опешила от его хищного вида. Что-то тут было не то!
Рядом с нами послышалось трубное:
– Что, дети, первые распри? Как это мило! Что делите? – Мама Таббат вернулась к нам своим вниманием.
Дезмонд отпустил меня и буркнул с ехидной улыбочкой:
– Деньги, мама, только деньги.
– Тогда не вмешиваюсь, – подняла ладони мама
