никак не вытащить наружу.
Мэтт мне и так рассказал.
– Мы сегодня солому раскидывали. Работенка – врагу не пожелаешь. Полный нос и рот пыли, всюду солома – под рубашкой, под штанами, от пыли и пота пальцы на ногах склеиваются, да еще и старик Пай над душой стоит, с вилами, как тролль с трезубцем, – как зазеваешься, съест!
Он пытался меня рассмешить, но мне было не до смеха. Я вымученно улыбнулась. Он улыбнулся в ответ и продолжал:
– А теперь расскажи, как день провела. Что случилось сегодня интересного, не считая фасоли?
Я не знала, о чем рассказать. Мысли ворочались еще тяжелей, чем язык. Ум мой сбился с курса, словно корабль в тумане.
– Ну рассказывай, Кэти. Чем занималась? Заходил кто-нибудь?
– Мисс Каррингтон.
– Мисс Каррингтон? Здорово. И что говорила?
Я пробиралась сквозь туман.
– Сказала, что ты умный.
Мэтт хохотнул.
– Во как!
Мало-помалу ко мне возвращались подробности. Мисс Каррингтон волновалась. Робела перед тетей Энни, и слова ей давались с трудом, и говорила она не своим голосом.
– Она сказала, что другого такого ученика у нее не было. Сказала, что это будет… трагедия… трагедия… если ты не поступишь в университет.
На секунду между нами легло молчание. Мэтт сказал:
– Мисс Каррингтон – добрая старушка! К учителям подлизываться – дело полезное, Кейт. Бери с меня пример.
Теперь и он заговорил не своим голосом. Я бросила на него взгляд, но он смотрел на Люка, а сам покраснел как рак. Люк оторвался от газеты, и они уставились друг на друга. Люк спросил у меня, не сводя глаз с Мэтта:
– А что тетя Энни?
Я силилась припомнить.
– Сказала, денег не хватит. – Тетя Энни сказала не только это, но я забыла.
Люк кивнул, по-прежнему глядя на Мэтта.
Чуть погодя Мэтт отозвался:
– Права она, что тут скажешь. Да и какая разница?
Люк промолчал.
Вдруг ни с того ни с сего Мэтт разозлился. Он сказал:
– Если хочешь всю жизнь себя грызть за то, что тебя угораздило родиться первым, – пожалуйста, только меня от этого избавь.
Люк не ответил. Он отвернулся и снова уставился в газету. Мэтт наклонился, тоже взял страницу. Пробежал ее глазами и швырнул на пол. Глянул на часы:
– Сходить бы на пруд, через час уже стемнеет.
Но ни один из нас не двинулся с места.
За стеной по-прежнему не унималась Бо.
Люк резко встал и вышел из комнаты, слышно было, как он ворвался в детскую. Раздались голоса – возмущенный голос Люка, голос тети Энни, твердый и неумолимый, и безутешный плач Бо; мне представилось, как она тянется к Люку. А потом тетя Энни отчеканила:
– Ты ей только мешаешь уснуть, Люк. Только мешаешь.
Застучали шаги Люка, громкие, сердитые, хлопнула входная дверь.
