перед судом своих коллег по музыке и зрителей, и это смущало его и препятствовало музыкальному выражению в спокойной и спонтанной манере. Морено использовал творческий подход и просил этого музыканта сыграть по-другому, например, играть на скрипке воображаемым смычком, или играть смычком на воображаемой скрипке, или в пантомиме представлять игру на полностью воображаемом инструменте. Музыкант смог совершить это без дрожания рук, что явилось первым важным шагом в его обучении музыкальной спонтанности.
На следующем этапе клиент был вовлечен на психодраматическую сцену, выступая сначала перед лицом маленькой группы друзей, затем – путем постепенного снижения чувствительности – перед все большим числом людей, включая незнакомых. Наконец, Морено попытался снизить тревожность, которую исполнители часто испытывают вследствие своей ответственности по отношению к определенным музыкальным произведениям, которые считаются «великой» музыкой, и соответствующего чувства долга по отношению к их композиторам. Он поощрял клиента создавать свою собственную музыку, импровизировать. В результате таких сессий, включающих музыкальную пантомиму, произошло постепенное снижение чувствительности к аудитории путем увеличения количества слушателей и включения в их число незнакомых людей. Затем, поскольку он стал все более концентрироваться на импровизации, а не на исполнении уже известной музыки, уверенность клиента начала возрастать и дрожание его рук прекратилось.
И наконец, при переходе к реальной ситуации профессионального исполнения, Морено использовал технику, посредством которой он поощрял клиента сосредоточиться на позитивном воображении. Такое образное представление предполагалось развивать во время практики дома с той целью, чтобы перенести его в реальность игры в оркестре. Особое внимание в этом представлении уделялось тому, чтобы поощрять клиента выражать непосредственную любовь к музыке и попытаться развить и отделить этот непосредственный отклик от обусловленного уважения к великой музыке и культурного консерватизма. В конечном итоге в терапии скрипача произошел мощный прогресс и он добился больших успехов в музыке, что по достоинству оценили его коллеги.
Идеи Морено здесь оказались творческими и эффективными, он продемонстрировал настоящее понимание тех проблем, которые причиняют страдание многим профессиональным музыкантам. Хотя
Морено интересовался музыкальной терапией, он не использовал в полной мере возможности музыки в процессе своей психодраматической работы. Однако его творческий подход открыл путь другим терапевтам, которые развили то, что он открыл.
Идея «игры» на воображаемом инструменте напомнила мне вечер психодрамы в Институте Морено в Нью-Йорке в 1970-е годы. Перед началом сессии опоздавшая Ханна Винер, замечательный директор, попросила меня, пианиста, исполнить что-нибудь для группы в качестве разогрева. Хотя я и сам обычно испытываю определенный
