пороговой доске), потому что из-под двери тянуло холодом.
Остальным членам семьи от бабушки постоянно доставалось, она была очень волевой. За словом в карман не лезла. Когда в нулевые годы она перестала слышать и, будучи уже не в твёрдом сознании, начала забываться, то украдкой просила слуховой аппарат, чтобы быть в курсе и продолжать рулить в семье. Смотревшие за ней родственники категорически запретили мне это делать. Думаю, не без оснований.
Она, как и вся деревня, вставала рано утром, чтобы успеть подоить корову и, не дай Аллах, пропустить выгон стада. Пропуск выгона считался ЧП. Соседка Мукарама, конечно, подстрахует, но вся улица увидит, что в первом доме не проснулись. Потом надо было затопить печь в подстывающем к утру доме, чтобы мне было не холодно вылезать из-под одеяла. Погреть в банного типа ковшике вчерашний суп-лапшу. Пожарить на сковороде картошку и мясо из него.
Потом за матерчатой перегородкой «чаршау» жужжал сепаратор, и нужно было обязательно встать к моменту его разборки и мытья, чтобы слизать с бабушкиного указательного пальца свежеснятые горячие густые сливки-каймак, которые она достала из-под обода какой-то чаши агрегата. Иногда мне доверялось крутить центрифугу, но я крутил не так ровно, что влияло на качество сметаны.
Порой она ложилась ко мне спиной и спала в «душагрейке», а я прятался за ней, как в окопе, и горевал, считая, сколько будет лет в двухтысячном, например, году мне и ей – двадцать семь и восемьдесят четыре. Я думал, я уже буду достаточно взрослым, а она будет достаточно старой, чтобы я выдержал её смерть. И прислушивался к её дыханию, не остановилось ли?
Прожила она до декабря 2008 года. Тогда я находился в политэмиграции в Москве.
Когда она умерла и утром мне позвонили, я вдруг понял, что не смогу вылететь из Москвы и не успею проводить бабушку, – то как ребёнок проплакал весь день, заливая слезами презентации и пресс-релизы госкорпорации «Фонд ЖКХ».
Иногда я слышу в голове её неторопливую речь, как будто она меня утешает и успокаивает. Как будто у меня болит ухо, а я лежу у неё на груди, на коричневом колючем свитере грубой вязки.
Она не выпила и рюмки, не съела и таблетки.
Я проводил из их поколения только одного деда Салиха, отца отца, лично уложив его, невесомого, в боковой промёрзлый подкоп. И брата бабушки – одноногого дядю Ханифа.
Провожать гораздо лучше.
УРОК №5
Родина – Чекмагуш, характер – чакматаш1,
или Чем пахнет «Шанель №5»
Про эти хлебные края написано много книг и статей. Как правило, в двух жанрах – хвалебно-хозяйственном и сельско-описательном. Первый делали по заказу начальства лучшие перья республики, второй – народные авторы, архивисты и этнографы, вскладчину по «фьючерсной» системе. Так что с парадной стороны у Чекмагуша всё давно в порядке, как
