человечества.
На следующий день после выпускного вечера бабушка поведала ей все, как было. Надя была сражена ее рассказом.
– Почему ты молчала, бабуля? – спросила она, немного отойдя от шока.
Софья Аркадьевна постучала «беломориной» по столу, вытряхивая случайные крошки табака, сдавила бумажный мундштук и закурила.
– Когда меньше знаешь, моя дорогая, не только крепче спишь. Еще не имеешь возможности навредить другим. Ты была слишком мала. Сейчас, я надеюсь, ты способна все правильно оценить и не трепать языком там, где не надо.
– Но ведь у нас теперь гласность! – уверенно воскликнула Наденька.
– Хрущев на двадцатом съезде тоже доклад делал. Потом его среди коммунистов зачитывали и передавали из уст в уста. И что?.. Всей правды народу так и не сказали. И осталось в учебниках истории только словосочетание «сталинские репрессии». Поверь, очень многие всегда знали, что это такое, но молчали, поэтому и выжили… Конечно, столько много народу не открывали никогда. Но вдруг власть изменится, и новое министерство Правды – помнишь, у Оруэлла? – опять надумает переписать историю? Деточка моя, я много пережила всякого, и могу с уверенностью сказать: лучше жить тихо, думать о себе и своих близких. А близких у нас – только ты да я.
Надя мечтала продолжить учебу, поехать в Ленинград, но бабушка не отпустила ее даже в Новосибирск.
– Куда тебе в университет? Не поступишь, способности у тебя весьма средние. К тому же в такое время надо друг за друга держаться. Ты что думаешь, на одни талоны проживешь студенткой? Это практически невозможно. А здесь огород: картошка, овощи, ягоды… И мне в моем возрасте одной с ним не справиться. Так что, если ты уедешь – обе голодать будем. Вон в детском хоре концертмейстер уволилась – иди на ее место. Твоей музыкальной школы для такой работы хватит. Если повезет, еще частными уроками подрабатаешь. Я пока шить могу. Проживем.
Надежде и в голову не пришло ослушаться. Бабуля всегда была для нее непререкаемым авторитетом. Она не отпускала от себя внучку ни на шаг. В младших классах водила в школу и встречала из нее. Став постарше, Надя сама шла после уроков в Дом культуры и проводила там весь день: в бабушкиной библиотеке, в кружках, в музыкальной школе. К одноклассницам в гости она не ходила, и к себе бабушка никого не позволяла приводить. Вечерами Софья Аркадьевна, как всегда, шила на заказ. Надя, сделав уроки, тоже садилась за рукоделие. Телевизора дома не имелось, обычно в их однокомнатной квартире бубнила радиоточка.
После окончания школы Надина жизнь не слишком изменилась: работа концертмейстером, несколько частных учеников… Остальное время девушка проводила дома с бабулей. Та старела, и то ли уже не могла шить хорошо, как прежде, то ли клиентки стали более требовательными, но заказов у нее становилось
