атак сухого воздуха, песка и пыли. И вспомнились бесконечные лабиринты старых дворов на Лиговке, подъезды с двойными и тройными выходами, подвалы и чердаки, соединявшие иногда дома, которые выходили на совсем разные улицы в квартале друг от друга. Казаки-разбойники, прятки-догонялки, салки – все эти игры, в которых он неизменно оказывался среди тех, кто должен искать, догонять, ловить. Среди тех, кто ползает в пыли и паутине, среди крыс. Среди тех, кто больно расшибает лоб о низкие своды и арки, ссаживает кожу на коленях и разбивает нос в бесконечных падениях, набивает синяки на локтях и голенях. Среди тех, кого мама через день таскает тайком от отца в травму колоть уколы от столбняка. Среди тех, кому нет покоя.
Это была суббота, 8 сентября. Только-только вернулся в школу, померялся ростом со всеми одноклассниками, убедился, что опять будет стоять в конце линейки перед долговязой Олькой, на уровне её бесстыже выпятившихся за лето грудей. Накануне он придумал безошибочный способ, как сказать считалку так, чтобы не быть снова водой в прятках. Он тыкал пятернёй в груди парней, собравшихся в кружок, и торжественно считал:
Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана
Буду резать, буду бить.
Всё равно тебе водить.
Раз за разом выбывали другие ребята и торжествующе убегали прятаться, а он всё продолжал считать в соответствии с выработанным алгоритмом (числа Фибоначчи не могут подвести!) И только когда их осталось двое: он и наглый рыжий Колька, понял, в чём ошибся. Это была такая дурацкая глупая ошибка, он ведь столько раз перекладывал спички и из расчёта, что ребят будет восемь, и что семь, и что шесть! Он знал, что в этот раз считать его очередь, поэтому так готовился, так старался и забыл про самого себя. Алгоритм не мог сработать верно, а по закону Мэрфи (отец вечером полушёпотом читал маме и ему эти законы, распечатанные на тонкой папиросной бумаге, четвёртая копия под копирку, осторожно держа полустёртые листочки за два края – верхний левый и нижний правый тонкими благородными пальцами), конечно же, он остался последним. И так это было обидно, так ныло сердце и досадовал разум, что стоя в углу, упершись лбом в грязный угол проходной арки, он заплакал, когда досчитал до «Семьдесят восемь – милости просим».
И тогда услышал мягкий добрый голос, словно излучавший тепло и умиротворение:
–
Хочешь, мальчик, я научу тебя правильной считалке, и ты больше никогда не будешь водой?
Он поднял лицо и увидел, как ему показалось, старика. А вся его старость заключалась в давно немодном обтрёпанном по подолу пальто, фетровой мягкой шляпе и огромных роговых очках, скрывавших пол-лица, с уродливыми толстыми стёклами, увеличивавшими глаза раза в два, как ему показалось.
–
По-моему, мальчик, ты сможешь запомнить мою считалку с первого раза. Я вижу, ты умный и ловкий. Пойдём-ка, проверим, так ли ты много можешь, как кажется? Хотя сначала познакомимся.
