обычного. Под гипнозом он усвоил, что монголы, как правило, люди веселые и разговорчивые.
Он сидел в шатре, скрестив ноги. Рядом с ним полукругом расположились Сандоваль, Тохтай и Ли. Пол устилали ковры, на жаровне стоял котелок с горячим чаем. В лагере это был единственный шатер – возможно, у монголов он был всего один и возили его с собой для таких торжественных событий, как сегодняшнее. Тохтай собственноручно налил кумыс в чашу и протянул ее Эверарду; тот шумно отхлебнул из нее (так требовал этикет) и передал чашу соседу. Ему доводилось пробовать напитки и похуже, чем перебродившее кобылье молоко, но он обрадовался, когда по окончании ритуала все стали пить чай.
Заговорил начальник монголов. В отличие от китайца-советника он не умел сдерживаться, и в его голосе непроизвольно прорывалось раздражение: что это за чужеземцы, которые посмели не пасть ниц перед слугой великого хана? Но слова оставались вежливыми:
– А теперь пусть наши гости расскажут о поручении своего царя. Не назовете ли вы нам сначала его имя?
– Его имя произносить нельзя, – ответил Эверард, – а о его царстве до вас дошли лишь смутные слухи. Ты можешь судить о его могуществе, нойон, по тому, что в такой дальний путь он отправил только нас двоих и что проделали этот путь мы без запасных лошадей.
Тохтай ухмыльнулся:
– Кони, на которых вы приехали, красивы, но еще неизвестно, как они побегут по степи. И долго вы добирались сюда?
– Меньше дня, нойон. Мы многое умеем.
Эверард полез в карман куртки и достал два небольших свертка в яркой упаковке.
– Наш господин повелел преподнести высокочтимым гостям из Катая эти знаки его расположения.
Пока разворачивались обертки, Сандоваль наклонился к Эверарду и шепнул по-английски:
– Понаблюдай за их реакцией, Мэнс. Мы сваляли дурака.
– Почему?
– Этим пестрым целлофаном и прочими штучками можно поразить варвара вроде Тохтая. Но взгляни на Ли. Его цивилизация уже создала искусство каллиграфии, когда предки Бонуита Теллера еще разрисовывали себя голубой краской. Теперь его мнение о нашем вкусе резко упало.
Эверард еле заметно пожал плечами.
– Что ж, он прав.
Их разговор не остался незамеченным. Тохтай взглянул на них с подозрением, но затем снова вернулся к своему подарку – электрическому фонарику; демонстрация его действия сопровождалась почтительными восклицаниями. Вначале нойон отнесся к дару с опаской и даже пробормотал заклинание, но, вспомнив, что монголу непозволительно бояться чего-либо, кроме грома, он овладел собой и вскоре радовался фонарику как ребенок. Патрульные посчитали, что лучшим подарком для такого ученого конфуцианца, как Ли, будет книга – альбом «Человеческий род», который мог произвести на него впечатление разнообразием содержания и незнакомой изобразительной техникой. Китаец рассыпался в благодарностях, но Эверард усомнился в искренности его восторгов. В Патруле быстро
