и методично принялся за чтение, намереваясь изучить все, что обнаружил по поводу амавроза и агнозии, но чем дальше, тем отчетливей испытывая какое-то неудобство, оттого что вторгался в чужие владения, на заповедные земли, в таинственные области нейрохирургии, о которой имел лишь самые общие представления. Глубокой ночью он отодвинул в сторону стопку книг, потер утомленные глаза и откинулся в кресле. С полнейшей ясностью обрисовалась ему альтернатива. Будь это агнозия, пациент видел бы то же и так же, что и как всегда, то есть ни в малейшей степени не утратил бы остроты зрения, но мозг его отказывался бы узнавать в стуле, например, стул, то есть продолжал бы правильно реагировать на световые стимулы, передаваемые зрительным нервом, но, если избегать специальных терминов и говорить на языке людей, далеких от медицины, – утратил бы способность знать, что знает, и вдобавок – говорить об этом. Ну а с амаврозом дело обстояло еще того проще. В таком случае пациент видел бы, если позволительно употребить здесь этот глагол, только черную непроницаемую тьму, а вернее – ничего бы не видел. Слепец же категорически заявлял, что видит – опять же с поправкой на неуместность здесь такого слова – густую и плотную, однородную белую массу, как если бы нырнул с открытыми глазами в молочное море. Белый амавроз, не говоря уж о том, что это словосочетание немыслимо с точки зрения этимологии, невозможен и неврологически, поскольку мозг, который не в состоянии различать реальность, не в силах и замазать белой краской, выкрасить в белый цвет без полутонов и оттенков те предметы, формы и цвета, которые являет эта самая реальность нормальному зрению, сколь бы ни были сомнительны рассуждения о самом существовании такового. С необыкновенной отчетливостью осознав, что зашел в тупик, откуда вроде бы нет выхода, и уперся лбом в стену, врач уныло покачал головой, огляделся. Жена уже ушла к себе – ему смутно припоминалось, что она подходила к нему и поцеловала в затылок: Пойду спать, в квартире было тихо, на столе громоздились книги. Что же это такое, а, подумал он и вдруг испугался, как будто сам должен был в следующий миг ослепнуть и знал об этом. Он затаил дыхание, выждал. Ничего не случилось. Случилось через минуту, когда он собирал книги, чтобы поставить их на полку. Сначала понял, что не видит свои руки, а затем – что ослеп.
Болезнь, приключившаяся с девушкой в темных очках, не относилась к числу серьезных: у нее был самый обычный конъюнктивит, с которым прописанное доктором средство должно было справиться за несколько дней. Ну а пока не подействует, очки, сами понимаете, будете снимать только на ночь, прибавил он. Можно предположить, что шутка эта бытует с незапамятных времен, передается офтальмологами из поколения в поколение, но – с неизменным успехом, ибо улыбнулся, произнеся ее, доктор, улыбнулась, выслушав ее, пациентка, что, в сущности, имело особый смысл, ибо девушка в темных очках пользовалась любой возможностью показать, какие у нее красивые зубы. Знакомый с ее образом жизни скептик, сделавшийся таким по природной мизантропии или из-за слишком
