его глазах читалась забота и искреннее переживание. Девушка закачала головой.
– Нет. Теперь никогда не станет лучше. С тех пор, как Лейва арестовали, мама всегда такая. Припадки с каждым разом становятся все сильнее. В один день они ее просто убьют. И тогда я останусь совсем одна. Отцу я безразлична, с Кольбейном мы всегда были чужими.
Она вся сжалась, как испуганный котенок.
– Дорогая кузина, ты никогда не останешься одна. Я этого не позволю.
Он взял холодную руку Вивы и поцеловал.
– Надо сообщить отцу, – сказала Вива, смущенно пряча глаза, – он сейчас во дворце.
– Возложи на меня это поручение, – проговорил Лукас с нежностью в голосе.
– Тогда идите, попросите моего отца вернуться домой.
Молодой человек встал и поклонился.
– До скорой встречи, кузина. Я вернусь завтра, навестить тетю.
***
Во Дворце было уже сумрачно.
– Его императорскому величеству стало плохо, – сообщил слуга Лукасу.
– Я прибыл к его светлости герцогу Дорану со срочным сообщением.
– Его светлость сейчас в покоях императора вместе с великим наследником и советником Герхардом. «Все собрались», – усмехнулся про себя Лукас.
Слуга повел его по длинной галерее во внутренние комнаты Дворца. Здесь резко пахло благовониями. Остановившись перед высокими дверьми императорских покоев, он объявил:
– Его светлость герцог Лукас Адейр!
Двери отворились и юноша вступил внутрь.
В высоком камине пылал огонь, и это, несмотря на жару, от драгоценных курильниц распространялся аромат сандалового дерева и мирта, считавшихся целебными. Рагнар лежал на высоком ложе в подушках. Лекарь считал его пульс. Кольбейн, Доран и Герхард стояли тут же, склонив головы. Лукас осторожно подошел к ложу и, поклонившись, произнес:
– Мой повелитель, ваш племянник, Лукас Адейр, прибыл, дабы почтить вас и справиться о вашем здравии.
Рагнар ничего не ответил, все также лежал с закрытыми глазами и хрипел.
Лекарь, досчитав пульс, тяжело вздохнул и поднялся.
– Каков вердикт? – спросил Кольбейн, который даже не обратил внимания на приход Лукаса.
– Его величество уходит в мир теней, – констатировал лекарь, опуская голову.
В комнате стало очень тихо. Трое ближайших людей императора были глубоко потрясены этим тяжелым известием, и стояли молча, потупив взоры. Лицо же Лукаса оставалось непроницаемым. Хрипы больного императора стали громче, потом послышался кашель. Лекарь бросился к нему.
– Неужели нельзя хотя бы как-то облегчить его страдания?! – не выдержал герцог Доран. Видеть агонию брата для него было невыносимо.
– Сейчас принесу одни капли, – засуетился лекарь, – правда, они окончательно помутят разум его величества, но значительно уменьшат боль.
– Так несите! Чего ждете? – взревел Доран, теряя остатки самообладания.
– Кольбейн…
