на коленках, я заметила, как руки мужчины резко и внезапно прижали меня к месту сильнее. Олег словно был не готов опустить меня в тот момент из своих объятий…
Вовремя опомнившись, мужчина убрал ладони, а вставать я и не думала. Лишь деловито постучала пальцем по губам, глубокомысленно изрекая:
– Олеженька… – мужчина гневно кашлянул, я взвизгнула: – Александрович! Знаешь, похож… Вылитый.
– Почему это? – искреннее недоумевал тот, начиная хмуриться.
– Все очевидно, – задыхаясь от страха и ужаса внутри, я выпалила так быстро, чтобы не успеть увильнуть обратно, – у тебя на коленях сидит вполне себе красивая девушка, а ты боишься к ней прикоснуться.
Глаза Коробейникова расширились, словно два огромных блюдца, а после на губах возникла издевательская улыбочка:
– Ты себе льстишь, дорогая моя, – поиграв бровями, он вызвал у меня кратковременный инсульт, невинно продолжив: – У меня на коленях сидит ребенок, а я – не педофил, знаешь ли.
– Ах! – щеки запылали от стыда и неловкости. Почему-то мозг воспринял слова Олега, как самое острое оскорбление, голос дрожал во время истерического писка: – Да мне, вообще-то, двадцать один! В этом году двадцать два будет!
– А мне за тридцать, – пожал плечами тот, словно пытаясь сказать этими словами намного больше, чем хотел. Мол, негоже мне сидеть на коленках друга отца и так явно намекать на что-то не совсем приличное. – Так что давай-ка ты встанешь на свои две, а я сделаю вид, что падения не было и…
Я не могла оставить все ТАК. Недосказанность – не мое. Я любила конкретику. Этот мужчина явно блефовал. Он не считал меня просто «ребенком», иначе что за холмик вдруг образовался в тесных черных джинсах?!
Очуменно сексуальный мужчина говорит: «Ты не в моем вкусе, детка»?! Докажи ему, что у него был плохой вкус до встречи с тобой! Докажи, что ты – элитный виски, а все, что он пробовал до тебя, – портвейн с базара за двадцать рублей.
– Ребенок, говоришь?! – с угрозой взорвалась я, перебивая Олега на полуслове. – А так ребенок может?
– Как «так»? – не понял блондин.
И тогда я просто сжала его щеки своими ладонями… Нежно, но крепко… Показывая все свое женское нутро, но в тоже время четко давая понять: «Сейчас ты принадлежишь только мне!» Если в этом мире мне и достался какой-то талант от бога, то это целоваться. Спокойно завязывала узлы языком без особых усилий, доставала им до носа и могла даже удержать ручку.
Мой поцелуй был безумный, как обида внутри. Жадным, диким и в чем-то развязным. Задыхаясь, я отстранилась спустя пару минут безумия, хотя часы показывали пятнадцать минут, и заглянула ему в глаза.
«Ну, – говорила без слов вздернутая бровь, – теперь выбор за тобой, Олег! Ты либо продолжаешь, либо мы заканчиваем все это здесь и сейчас».
– То, что ты творишь, – путанно пыхтел, мотая головой, Олег, – неправильно…
Его ладони по-прежнему сжимали талию, все теснее
