на пол экономка, Ада подумала, что даже статус этих хвостатых существ в подмосковном шале писательницы Водопьяновой намного выше, чем ее собственный.
Ну, все где-то и когда-то начинали! Как сказала ее собственная непосредственная начальница, главное – продержаться первые полгода, а потом будет легче. Она-то знала, о чем вела речь.
Или Лариса ее уволит, или полюбит.
Причем Ада даже не знала, что будет хуже: ужасный конец или ужас без конца.
Третьего не дано.
– Ну, при чем тут этот вертопрах. Нет, я о другом. Лариса Георгиевна, которую я еще девочкой знала, всегда мечтала стать серьезным литератором, а в итоге ваяет глуповатые опусы для домохозяек. А у нее ведь талант, может, не самый большой, но явный. А она растратила его на все эти побрякушки, мирскую славу и тусовочную суету. А ведь могла быть стать настоящей писательницей!
Ада замерла, так как заметила, что на кухню явился объект филиппики экономки: сама писательница Водопьянова. Причем, судя по всему, она уловила реплику прислуги.
Любую другую, например, саму Аду, за подобные крамольные высказывания Лариса, конечно же, немедленно выпотрошила бы, как Чикатило, но тут всего лишь, рассеянно улыбнувшись, сказала, будто журя:
– Ах, Маша, снова ты о своем! Не забивай девчонке голову благоглупостями. А то она еще о себе возомнит. А так из нее может получиться толк!
И с плотоядной усмешкой посмотрела на Аду. Похоже, она писательнице Водопьяновой даже нравилась – час от часу не легче! А что, если она потребует от «ктулхушников», чтобы она, Ада, все время ходила в ее личных помощницах и девочках для битья?
И по совместительству в боксерских грушах и грелках для Тузика?
Нет уж, Ада продержалась уже четыре месяца, и в иных местах это идет как четыре года, если не все четыре десятилетия. Пусть уж лучше Лариса ее увольняет!
Меж тем писательница, скривив губы, махнула зажатой между пальцев тлеющей сигаретой и заявила:
– Что же, я добилась, чтобы Софки на приеме не было. Приглашение уже не отозвать, но ее не пропустит секьюрити в отеле, Миша мне клятвенно обещал. Потому что звезда может быть только одна – я!
Она на полном серьезе произнесла эту напыщенную фразу, а экономка, звякнув тарелками, заметила:
– Я-то думала, что прием не твой, он в честь этой зарубежной авторши.
Затянувшись и выпустив кольцо сизого дыма, писательница Водопьянова ответила:
– Ты, Маша, поразительно умеешь все испохабить. Ну да, мне понятно, что это все ради Лоретты, нашей литературной миллиардерши, которой мы все в подметки не годимся и которая может, щелкнув пальчиками, скупить на корню «Ктулху» со всеми его авторами. Или даже не щелкая. Да, прием ради нее, а не ради меня. Но дай мне все же насладиться мыслью, что на ее месте могла бы быть я!
Подобная самокритичность была новой, доселе Аде не известной, гранью полного тайн и загадок характера писательницы Водопьяновой.
– Но
