следом за которым последовала длинная очередь матерных слов, каких-то непереводимых рязанских словечек и злобный топот, удары кулаков в стены, глухой ор, которые продолжались, казалось, целую вечность. Пленник надеялся, что его услышат. Но спустя некоторое время он все же замолк. Майка повернулась к Коле, доверительно, с улыбкой во все лицо, сообщив:
– Устал, сел на пол, отдыхивается, пьянь.
– Тебя дома не потеряют? – спросил Коля, оттолкнулся от стены и стал прощупывать ребра, поводил челюстью из стороны в сторону, потрогал нос, осторожно втянул им воздух, с отчаянием понимая, что одна ноздря не дышит, значит, что-то там сломано.
– Не потеряют. Отец думает, что я с Асей, дома, а она – что я у отца, в институте.
– Влетит тебе, уже поздно.
– Мы отсюда двинем сразу в Столешников переулок, к дядь Леше. При нем не влетит. Ты забыл, что мы – герои. А победителей не судят.
– О чем вы там бормочете? – крикнул Кисель.
Майка повернула к нему лицо и улыбнулась, как это умела только она одна: глаза – два горячих уголька, а от уха до уха растянут длинный рот. Всегда это означало, что она что-то сейчас сострит.
– Давай не будем тратить твое время, товарищ спортсмен, – начала она. – Тебя отсюда никто не услышит. Я позаботилась, чтобы все отверстия были хорошо заделаны, а на люках для подачи угля висели хорошие замки. Стены в этом доме метровые, строили немцы, а они все, за что берутся, делают на славу. Даже если ты будешь бить кувалдой, которой у тебя нет, – ничего не выйдет.
– Я ухандакаю вас обоих, вот выберусь, – перебил ее тот. – Из-под земли достану. В рогалик скручу. Вы от меня так просто не уйдете.
– Можно, я продолжу? Я подошла к главному. Человек без воды может прожить неделю, но это в лучшем случае, в худшем через три дня он впадает в бессознательное состояние и остальные четыре медленно и мучительно умирает. Сегодня среда, работы по ремонту продолжить собираются в понедельник, я узнавала у здешнего управдома. До понедельника… раз, два… – Майка демонстративно загибала пальцы, – пять дней. Ты будешь уже не жилец, и врачам тебя спасти не удастся, а если повезет выжить, останешься дураком.
Коля слушал ее с недоумением.
– Вообще-то ты сильно сгущаешь краски, – шепотом заметил он.
– Он тупой, – одними губами ответила Майка.
– Убью, – упрямо рявкнул Кисель. – Упокойники вы, оба.
– Про то, что ты заставил Колю Бейлинсона ударить Цингера, в милиции уже знают, и про то, что пьешь, не просыхая, хоть и комсомолец. К тебе давеча приходил тайный агент, ты сам его впустил. Про тебя теперь все в милиции известно.
Майка замолкла, ожидая реакции здоровяка. Но ее не последовало.
– Что за агент? – прошептал Коля, подползая к дыре и с осторожностью, будто боялся извержения гейзера, заглядывая к Киселю. Тот по-прежнему стоял, широко расставив ноги, руки стиснуты в кулаки, голову низко опустил, так что был виден только рыжий затылок.
