возможно, изменит цвет по новой моде.
Белая лента. Карточка. И смутное нежелание прикасаться.
Глеб провел над букетом ладонью и сказал:
– Чистый, но…
– Забирайте.
– Зачем мне цветы? – он нахмурился, явно ища подвох.
– Не знаю… подарите сестре? У меня не поднимется рука их выкинуть. А смотреть, как умирают, не люблю… хотя… – Анна коснулась восковых лепестков. – Они уже мертвы. Не слышали? Новая технология консервации. Специальный раствор, толика силы – и вот уже букет стоит месяцами, не теряя красоты…
Ей было жаль цветов. И жаль себя. И еще немного страшно.
Глеб молча вытащил из букета карточку и передал Анне.
Надеюсь на скорую встречу. Олег
Запах сохранился. Тот полупрозрачный, словно вуаль, аромат, который был неназойлив и мягок. Он окружал. Очаровывал.
– Не знаю, почему вдруг… – Анна пожала плечами, не зная, как еще объяснить появление этого букета. И странную записку. Она не давала повода.
Но почему-то чувство неловкости не исчезло. Как и чувство вины. Ерунда какая…
– Возможно, вы ему понравились.
– Вряд ли. – Карточка была жесткой и с колючими уголками.
– Это почему? Вы красивая женщина…
– Только проклятая. И вы знаете, что, даже если убрать проклятие, от всех последствий не избавиться. Я никогда не смогу родить ребенка.
Почему она это говорит?
Неподходящая тема для беседы с мужчиной, которого Анна уже не могла назвать в полной мере посторонним. Да она и с Никанором стеснялась говорить на подобные темы, позволяя себе переложить эту неприятную обязанность на целителей.
– Вас это печалит? – Глеб предложил руку. – Не хотите прогуляться? Погода нынче…
Замечательная.
Небо ясное. Звезды россыпью. Полукруг луны словно кусок сыра на веревке. Свет на крышах, на камнях. Сонные дома. Тишина.
– С преогромным удовольствием. – Страхи отступили.
Они вернутся потом, когда Анна останется одна в пустом своем доме, который больше не казался сколь бы то ни было надежным убежищем. Но сейчас… сейчас все было иначе.
– Что до ребенка, то… да, одно время я… мне было тяжело свыкнуться с этой мыслью. И не могу сказать, чтобы я так уж хотела детей, просто… я ведь женщина, но получается, что как бы не совсем и женщина, если Господь лишил меня этой возможности. Моя свекровь, бывшая свекровь, когда стала точно известна причина моей бездетности, как-то высказалась, что мне следует уйти в монастырь. Что, верно, мои грехи столь тяжелы… – Анна замолчала.
Они шли по улочке, которая была пуста и чиста. Душно пахло черемухой, и стало быть, завтра похолодает. Надо будет поставить полог над розами, а еще провести-таки обрезку, пока кусты окончательно не спутались.
– Я все пыталась понять, что же сделала не так. Но теперь думаю, что Господь ни при чем. И грехи тоже ни при чем. Просто
