Небось, в душе думала: «А ты надеялся, что тебя минует эта участь?»
Я всё снёс, всё стерпел! И понял одно: непременно отомщу Александру Петровичу; правда, ещё не представлял, как это сделаю, но точно знал, что месть моя будет неизбежна.
Глава 13
После разговора матери с Катериной прошла неделя. Жизнь её кардинально изменилась. Теперь она вставала на час раньше. Татьяна Михайловна строго контролировала её питание.
– Катюша, пойми, в правильном питании нет ничего страшного и сложного. Это такая же привычка, как и многие другие, только это хорошая привычка! Буквально два месяца такого образа жизни, и ты втянешься, а потом и не сможешь жить по-другому. Это я тебе по своему опыту говорю.
Я тоже первое время пыталась найти отговорки, чтобы не заниматься спортом: то тело болело у меня, то плохое настроение, то депрессия, – усмехнулась Татьяна Михайловна. – Или, к примеру, я думала: ну съем пирожное, ничего же не произойдёт. А потом прочитала состав и думаю: «А что полезного получит мой организм?» и сама себе отвечала: «Ничего!»
И вот тогда я поняла: зачем есть бесполезные продукты, если пользы от них ноль? И ты это тоже в конце концов поймёшь.
Теперь по утрам Катя ела овсяную кашу на воде и без масла. Бр-р! Я видел, как ей тяжело это давалось, но она, нужно отдать ей должное, стойко переносила все лишения и тяготы. Татьяна Михайловна не просто запрещала есть какие-то продукты. Она убеждала, объясняла их пользу или вред, и дочь с ней соглашалась.
Когда по вечерам мы с Катей ложились в её кровать, она больше не ела шоколадки или конфеты. Ещё она перестала ходить на кухню по ночам, чтобы слопать бутерброд. Я, конечно, немного грустил по этому поводу, потому что порой мне тоже что-нибудь перепадало, а теперь клади зубы на полку.
Как-то ночью лежал я у Катьки, и вдруг она начала со мной откровенничать. Мы потом ещё долго-долго разговаривали.
– Ты же слышал, Сократ? Мама сказала, что умные люди не будут оскорблять. Так вот, я думала, что в нашем классе такой умный человек есть, но ошиблась.
Да-да, есть один мальчик в нашем классе, – Катька тяжело вздохнула, – Артём Григорьев. Раньше он не подначивал, не подкалывал меня. Но потом я увидела, как он смеялся вместе со всеми после того, как Стёпка Дубов назвал меня «кабанидзе». Я сдержалась, не заплакала при всех, успела выйти из класса. Закрылась в туалете и просидела там весь урок, – с грустью в голосе рассказывала мне Катя свою историю.
– Я маме не рассказала об этом мальчике, – пожала она плечами, – но после его хихиканий даже думать о нём не хочу. Он упал в моих глазах навсегда, и я никогда не прощу его.
Самое печальное, Сократ, что всё это происходит с молчаливого согласия учителей, – продолжала Катя, горько вздыхая. – Они прекрасно всё знают и слышат: и как меня оскорбляют, и как обзывают, – но никогда не вмешиваются. Понимаешь, доходит до того, что я ненавижу школу, учителей и одноклассников, и, даже когда окончу её, у меня не останется хороших воспоминаний. Знаешь, чем больше меня оскорбляют,
