матери, а эти люди воображают, что вправе распоряжаться их жизнями. Что это, как не дикость?! На брате красная рубашка из китайского шёлка, а Бахрама атакай одел в зелёную. Неужели это тоже неспроста? На ногах Хосрова также красные сапоги. На поясе зелёный кушак с кистями. Брат тоже часто смотрит на Бахрама. Ему наверняка известно, что львы эти – людоеды, могут наброситься на того, кто подойдёт к ним близко. Брат выглядит испуганным и печальным. Он всё время озирается по сторонам, словно ожидает помощи от кого-то. Сам шахзада Бахрам многое повидал на своём веку, но львы наводили ужас даже на него. Если такой зверь набросится, эфиоп удержать его не сможет. Правда, за эфиопами стоят крепкие мужчины с копьями. По сторонам зала по семь копьеносцев. Цифра «семь» у персов считается священной. Копьеносцы, конечно, могут заколоть львов, но надеяться на их проворство трудно…
Шахзада Бахрам пытается отвлечься, представить себе степь с волнующимся на ветру ковылём, ищет пути, чтобы избежать верной гибели. И вдруг его осенило! Да ведь он может отказаться от трона, предложить его Хосрову! И завтра же уехать в степь к сарматам!.. Объявить об этом надо до начала страшного судилища. Вот только изменит ли это что-либо? Он же видит, что жрецы не считаются ни с чем. Они давно решили участь братьев, как перед этим решили участь их отца. Бахрам почему-то вспомнил свой разговор с Даян-атакаем. Как уж он сказал? «Сарматы с унуками живут, опираясь на законы дедов, а персы не любят законов, изданных шахиншахом, только и делают, что нарушают их. Вот почему персидскому шахиншаху приходится быть жестоким, а жестокость ещё больше отдаляет его от народа, не позволяет заботиться о нём. И потом персидский шахиншах не хозяин себе, духовенство в Персии – главная сила». Да, он совершенно прав!.. Полюбуйся-ка на этих духовных отцов! Расселись, ждут зрелища. Будто на праздник сбежались! Верно сказал Даян-атакай: в Иране шахиншах бесправный человек. Его судьба в руках духовенства. Разве не они расправились с их отцом Едигером?! Нет, он не хочет умирать и брату Хосрову смерти не желает. Он должен теперь же отказаться от трона. Пусть Ираном правит Хосров.
Бахрам-шахзада сделал два шага вперёд и поднял руку.
– Великий жрец Тахамтан! – сказал он громко, чтобы привлечь к себе внимание. Все тотчас повернулись к нему. – Великий жрец, я отказываюсь от трона в пользу брата моего Хосрова. Пусть он правит страной. А судилище это прекратите немедленно!
На короткое, очень короткое время в тронном зале воцарилась тишина. Великий жрец тоже сидел молча, склонив голову. Наконец он выступил вперёд и резким голосом прокричал:
– Что бы ни говорил тут шахзада, реки вспять не текут. Мы уже всё решили, а вы решайте свою судьбу сами, пусть львы дадут вам добро.
– Я отказываюсь от трона, Великий жрец!
Народ зашумел, львы, будто понимая что-то, зарычали и зазвенели цепями. Приглядывавшие за ними эфиопы насторожились. И тут произошла другая неожиданность: теперь Хосров-шахзада выступил вперёд и, поклонившись Великому жрецу, сказал:
– Ваше
