было нормально. При прежнем осмотре не было ничего, что вызвало бы какое-либо подозрение. Думаю, Аллах поможет, всё будет хорошо и без моего участия».
Загида не могла понять, как письма, адресованные отцу, попали к матери. Может, они не были отправлены? Или каким-то образом выкрадены у него? Ломая голову над этой загадкой, она взяла в руки следующее письмо.
Письмо матери, отправленное отцу, лежало рядом с письмом бабушки. Оно было написано как-то неуверенно, словно мать не договаривала чего-то. Она, будто, признавала свою вину, но тут же оправдывалась, говоря, что совершила грех только из-за слабохарактерности. «Мама была категорически против второго ребёнка… И доктор Папазян твердил при каждой встрече: «Жизнь твоя в опасности. Тебе нельзя рожать». Я, как ты учил, возражала, но под настойчивым требованием мамы вынуждена была глотать таблетки, которые давал Папазян, и сделалась больной на самом деле. Меня отвезли к доктору-еврею и, усыпив, сделали операцию, которая прошла очень тяжело. Ребёнок был живой. Сестра милосердия сказала, что это был мальчик. Мне его не показали… Что же делать, видно такова судьба… Я сейчас очень слабая, плохо сплю. Доктору пришлось заплатить много денег… Алмаз, серьги, которые ты мне подарил, продали. Деньги в банке тоже пропали. Дядя Фикрят Фахим-бей проиграл большую сумму в покер. Платить ему было нечем, и он написал шартнамэ. Но неоплаченный проигрыш, как оказалось, считается большим позором. Чтобы спасти доброе имя семьи, мне, по настоянию мамы, пришлось снять в банке пятьсот лир, на которые мы жили всё это время, снимая по мере надобности по сто лир. И вот остались без денег. Задолжала доктору. Он без конца напоминал о долге, так что с драгоценностями тоже пришлось расстаться. Срочно пришли денег, я в большой нужде…»
Прочитав это, Загида пришла в ужас. Да как же это можно?! Ни слова о здоровье отца, о трудном его подвиге во имя отечества, ни желания утешить больного. Долгое лечение мужа в больнице, его беззаветная преданность родине, почести, оказанные военными, всё это, оказывается, совершенно не важно. Важны, видите ли, только аристократическая спесь и гордыня. Да что же это за воспитание такое, что за взгляды!.. Живут в самом центре Стамбула, а мораль чужих, посторонних людей! Загида будто своими глазами увидела, какая пропасть разделяет отца, готового пожертвовать собой ради блага страны, и это безнравственное общество. Мосты, возведённые ценой подвижничества, и загубленная стараниями чистоплюев семья. Наконец-то она всё поняла, но ей не терпелось узнать, что же было дальше. Следующей оказалась телеграмма отца: «Завтра буду в Стамбуле». Он раньше срока покинул больницу. Был вынужден покинуть. Загида глубоко прочувствовала, какие муки пришлось ему пережить из-за бесчеловечного, неблагодарного отношения матери и её родни. Стало ясно, как безвольная мать её, попав между двух огней, оказалась жертвой. Загида с волнением взяла следующее письмо, адресованное матери спустя шесть месяцев. События, подробно описанные отцом по дням и месяцам, во всю ширь развернулись
